Проводник по невыдуманному Зазеркалью. Мастер О́ЭМНИ: Приближение к подлинной реальности

Следом (невидимо для идущего) скользит по подземному лабиринту Мастер. Он сплетает из коридоров-миражей узоры, и узоры идущего в себя втягивают, заключают в себе, уподобляясь многоходовым бережным руслам. Мастер поддерживает вокруг индивидуальной реальности экран, не позволяя тяжкому и ранящему вырваться на волю, покинуть окольцовку лабиринтов. И, разумеется, — внимательно следит за идущим, позволяя кризису мять его, но — не позволяя смять и раздавить; внимателен, чуток.

Жизнь… жизнь… жизнь… Каково это: прожить десять лет узником Бухенвальда?.. неделю — цветком, срезанным для вазы?., век — застрявшим в ущелье ветерком?.. Все страдания — и те, которым ты был причиной, и те, которые взрастил твой страх — настигают, захлёстывают, окутывают… Но — они больше не пропитывают тебя, они — вокруг, а то, что в тебе сильного и прекрасного — понемножечку заполняет покинутые ими ячейки «тебя». Так, постепенно, омывается и высвечивается подлинное «Я», соединённое тончайшими прозрачными ниточками с БОГОМ.

Шаг идущего становится всё крепче и мелодичней; ёмкость лабиринтов исполняется простором, годным не только для широкого вдоха, но и для взмаха крыльев; отражения — блики Мистерии, — начинают отражать и н о е. И это иное (воистину!) учит тебя летать… — духом, порывами, сердцем, всем-всем-всем…! Вот ты уже и летаешь, летаешь так, будто бы — летал всегда!

Виток за витком, — идущий приближается к венцу, к последней ступеньке. Он вспоминает себя прежнего, но вспоминает как сон…развеивающийся сон… исчезающий За обводом всех ступеней — рядом с Мастером — стоит совсем другой человек:

ЧЕЛОВЕК.

Большая Зеркальная Мистерия — танец-песня Ткачей. И если Малую Мистерию проводят в подземных пещерах, то Большую — на вершинах гор. Изъясняясь предельно строго и сжато: смысл Большой Мистерии — в создании идеально отражающего зеркала, способного отразить всю силу и ясность Ткача, а отразив — выплеснуть в мир, в мироздание.

(Конечно, для мироздания это — капельки… Но именно из капелек возникают наполненные до краёв чаши. Именно из них! Из чего же другого?..)'

Танец-песня, с перерывами, — продолжается много, много дней (и ночей). Огромный труд, великий труд, изнурительный. В Долине Миша не просто — появился, а — появился-приплёлся; весь выжатый, весь больной и очень-очень старый…

(Но… Но, кажется, на ПУТИ стало чуточку светлее… Да нет! — не кажется, — так и есть: светлее! Мне вовсе не показалось.)

Большая Зеркальная Мистерия — соединение с прямым (открытым) потоком О́ЭМНИ, при котором происходит исцеление-восстановление наиболее разрушенных, наиболее повреждённых его участков. Одновременно — растёт уровень Мастера-Ткача; он, миновав изнурения и недуги (эта работа — работа на пределе), становится выше, пронзительнее, сильнее.

(Люди слишком заняты копошением в своих муравейниках, слишком увлечены пожиранием-потреблением всего, до чего могут добраться. Но… но ведь кому-то ж надо и работать! За всех, для всех (для всего…). Что поделаешь, если все остальные так заняты, что им недосуг задуматься, а задумавшись — приблизить (хоть на чуть-чуть!) СЧАСТЬЕ, БЕСКОНЕЧНОЕ СЧАСТЬЕ В БЕСКОНЕЧНОСТИ.

БОГ — во всём, в каждом. Но не каждый позволяет себе слышать ЕГО, а уж тем более — слушать… Люди во многом себе разрешают прикасаться к имени БОГА: выпрашивать, клянчить, ругать, умолять, обвинять, требовать благословения…а зачастую и попросту — присваивать себе право определять и судить от ЕГО имени! А вот задуматься, что ОН нуждается в помощи и благословении куда больше, чем все мы, вместе взятые, — куда там!..)

…Случается, что во время проведения Больших Зеркальных Мистерий Мастера гибнут (в физическом смысле). Но, разумеется, рождаются вновь, по-прежнему — Мастерами О́ЭМНИ.

Очень важной составляющей подготовки к прохождению витков Мистерии (и Большой и Малой) является работа с пряжей — активными, генерирующими миры сгустками, имеющими условно-конкретное орамье той или иной формы. Я называл их всегда метафиксациями. Это могут быть стихи, живопись, музыка… Не любые — нет! — живые.

То, что в нашем бытийном объёме называется Искусством, возникло как побочное (и весьма чахлое…) ответвление некоторых из практик О́ЭМНИ. Увы, проблески подлинного сверкания — от века к веку — становятся всё более и более редкими в Искусстве. Трудно прижиться в цветочном горшке отломанной от дерева ветке, почти невозможно. А что делаем мы?.. Вместо того чтобы дать себе отчёт в усыхании оной, схватиться за голову, принять хоть какие-нибудь (но — срочные) меры, — делаем вид (чего там…) что всё вполне чудесно; нет листочков — начеканим из золота да серебра и приклеим-повесим, кора стала отваливаться — подкраси́м-расцветим. Ох… Хотя — вполне закономерно: от того, кто отламывает (игнорируя сиротство и боль) частичку от живого — иного и ждать не приходится.