Проводник по невыдуманному Зазеркалью. Мастер О́ЭМНИ: Приближение к подлинной реальности

Осталась. Если и отбежит — то совсем ненадолго, к роднику, и сразу назад. Так всю эту неделю мы вместе и провели. Рядышком…Ты представляешь, даже когда дождь был — ливень! — она не уходила; мне-то из круга — куда? а подружка моя и под деревце не отбегала, нет: всё — рядом со мной…

…В конце недели, днём, я проснулась от того, что собака надрывно скулила. Вскакиваю. Смотрю: большая смоляная ворона расхаживает по внешней границе круга.

Важная ворона: шаг упругий, крылья за спиной, голова поднята высоко… Ну прямо председатель колхоза, а не птица! Ходит, поглядывает на нас, молчит.

Чувствую, подруженька моя перепугалась очень: скулит, притискивается… причём притискивается так, что будто бы закрывает меня от этой птицы. Я пригляделась к вороне попристальнее: странная птица… большая чересчур… странная. Пгаза — никогда не видела у птиц таких глаз — как два маленьких глубоких озера, бездонных! и — блики, зелёные рассыпчатые блики… Жуть!

Только я успела это разглядеть, — как ворона зашагнула внутрь круга и медленно направилась к нам.

Я вскакиваю, собака визжит… а рядом с нами, согнувшись, стоит Миша и хохочет, хлопая себя по коленкам.

— Ну, девочки, — хохочет, — ну, молодцы! Сразу раскусили дядю-птичку!

— Миша… — обрадовалась, конечно, но и рассердилась тоже, — я же испугалась… зачем ты так?

— А не пугайся, — говорит. — Чего путаться-то? Вот если бы у вороны был автомат и пулемётные ленты крест на крест, — тогда другое дело! А так…

Он уселся на траву, достал из сумки (вот откуда сумка взялась — не пойму…) огромный сырный шар и разломил пополам — мне и собаке. Та взяла сразу; не боялась больше, вся-доверие.

Мы кушали сыр, а Миша смотрел на нас (ласково так…) и тихонько напевал.

— С повстречаньицем, Натонька! Что решила?

— Ты о чём, Миша?

— О собаке, — он смотрел на меня с удивлением. — Вы что же, ещё не разобрались? не разъяснились?

Собака доела сыр и тоже смотрела мне в глаза. Вопросительно. Я погладила её.

— Совсем ничего не понимаю, — говорю, — объясни, пожалуйста… О чём вы оба?..

— Вот балда! Чем же ты тут целую неделю занималась?! — он фыркнул, посмотрел досадливо. — Чем?..

— Сидела…

— Может, ещё и лежала?

— Лежала…

— А на голове стояла?

— Нет…

— А надо было! И ещё — облака ушами разгонять… при безделье это крайне занимательно!

— Миша, ты объясни… — я уже чуть не ревела.

— Да объясню, объясню…Не реветь!..Объясню, куда я денусь.

И он объяснил мне, что с собакой — в разных образах — встречались мы много раз. Из жизни в жизнь — родными существами. Давно. (У меня было такое ощущение! Никак не пойму, почему я отнеслась к нему небрежно, почему не вгляделась повнимательнее…??!)…Именно поэтому, сказал Миша, я перестала чувствовать одиночество рядом с ней.

В этой жизни, будучи разлучёнными, мы тосковали друг о друге, искали друг друга, но — неосознанно, не ведая причин своей маеты. Теперь — нашли.

Я левой рукой обхватила собаку покрепче и прижала её к себе.

— Значит, она не уйдёт от меня? останется со мной?

— Хм… Не совсем… — Миша потёр пальцами щёку, нахмурился. — Видишь ли, пришла пора умирать ей. Может быть, в чём-то, это и помогло вам встретиться.

— Как “ умирать…!?!

“Тише, тише, не шуми. Смерть — не обида; смерть никогда никого не обижает, разве что — глупцов и негодяев! Не шуми, “ Миша вздохнул, — всё так, как надо. Собака пришла к тебе с тем, чтобы ты позволила ей стать частью тебя в этой жизни, существовать рядом.

— Как…?

— Если ты согласишься, то (после смерти; думается, через три-четыре дня…) её душа сблизится с твоей. Ты забеременеешь. У тебя родится дочь.

Я растерянно поглядывала то на Мишу, то на собаку. Они — оба — внимательно, с ожиданием смотрели на меня.

— Но… но как я забеременею? У меня нет мужчины… И не было никогда, ты же знаешь!

— Ерунда! Зачем здесь мужчина? Вот выдумали! Никаких мужчин природе не нужно, ты прекрасно забеременеешь без этого вздора!

— Ну, а что мне надо делать?..

— Так ты согласна?

Собака смотрела на меня с терпеливой ожидательной грустью. С надеждой… «ГОСПОДИ, — подумала я, — да если это только возможно — разве я не соглашусь? Да, согласна! Сто раз-да!!!»

Собака высвободилась из моих рук, лизнула щёку. Глаза её светились. Миша подошёл к нам вплотную и присел на корточки.

— Вот и всё. Так-то…

— Всё…?

— Да. Ты — согласилась, она — услышала. Теперь подосвиданькайся с ней, да — отпусти. Отпусти… Пора…

Миша, широко раскинув руки, обнял нас.

— Скоро у тебя, малышка, будет дочь. У малышки будет малышка, золотоглавая и со светлым сердцем. Да…»

(- Вот и всё, — Ната поднялась с обломка кварца, расправила куртку, потянулась, широко распахивая ноздри встречь свежему ветерку. — Идём собирать ежевику!

Мы направились вниз по серпантину. Метрах в ста были отменные ежевичные заросли, непролазные.

— Сколько лет этой истории, Нат?

— Двадцать, Сева. Столько же, сколько и моей дочери, только с разницей в девять месяцев…

— Давно… Ну и почему мы вдвоём ягоды собираем? где она?

— О! Далеко-далеко, но — рядом, совсем рядом. Скоро увидишь её, она тебе понравится, обязательно понравится, — светлая у меня доченька, хорошая.