Провокатор

— Всё в силе. Не опаздывайте.

— Подождите! И всё? Я так ничего не понял, — поспешно закричал Убейбох. — Кто вы, в конце концов?

Телефон запиликал сигналами отбоя.

— Это чёрт знает что!

— Что он спросил?

— Ждёт на месте…

Остальное время прошло в горячке. Они опять суетились, проговаривали одно и то же, обсуждали, что взять, путались; у Семёна Зиновьевича поднялось давление и разболелась голова, не слушались ноги… И вот теперь, пока он подымался по дорожке, вензелями убегающей вверх, ноги снова начали деревенеть. Споткнувшись, он всё же устоял и миновал одинокого мужичка, возившегося у оградки с банкой краски и кисточкой. Запах краски ударил в голову, бестолковый щенок напугал, подняв лай и бросившись под ноги. Семён Зиновьевич замахнулся на него рукой, щенок юркнул в сторону, поджав хвост, и это взбодрило. Он даже хмыкнул довольно.

— Цыц! — крикнул хмельным голосом мужичок и поклонился, схватившись свободной рукой за кепку. — В бабку, подлюка, — мужичок обдал свежим винным духом. — Злыдня ещё та была.

Он развёл руки в стороны, едва не выронив банку, и низко поклонился деревянному кресту над холмиком:

— Ухайдакал Господь…

Семён Зиновьевич пошарил в карманах, ища мелкой монеты, но опомнился, спохватился и засеменил дальше. Вон и часовня впереди. Уже почти рядом. Он опять закрестился. Мысли забегали, замельтешили, пугая: «Похоже, в часовне никого. И закрыта она, дверь-то не шелохнулась, пока он поднимался. Час-то поздний. Вот чёрт! У кого бы спросить?.. А, с другой стороны, зачем ему туда? Ему туда не надо. Ему же дожидаться…»

Он опёрся на ближайшую ограду, передохнул, вытер жирный пот со лба прямо ладонью, да так и застыл с поднятой рукой.

— Добрались, Валериан Лазаревич? — спросил хриплым голосом кто-то сзади.

— Что? — вздрогнул он, обернулся не сразу и обмер. — Резун!

— Только не кричать, — вышел из тени деревца человек.

Сколько лет прошло, а спутать это лицо с каким другим Убейбох не мог. Те же пронизывающие надменные глаза в чёрных впадинах, тонкие, резко очерченные губы, поджатые в напряжении, готовые внезапно ощериться, блеснуть оскалом кривых острых клыков, чтобы вцепиться тебе в глотку, лишь подадут команду. Убейбох невольно отпрянул.

Тогда, почти тридцать лет назад, он трепетал перед этим чудовищем и ощущал жар его клыков у собственной шеи: следователь госбезопасности Степан Резун опутал его опасной паутиной. Никому не подвластный судья, он, Убейбох, отправлявший одним росчерком на расстрел десятки «врагов народа», тогда вдруг сам оказался в смертельных тисках. Мог ли кто изменить что-нибудь в его судьбе, помешать беде, помочь ему, спасти?.. С первого дня ареста он потерял в это веру, потому что хорошо знал: государевы слуги никогда не ошибались, схватившие его когти безжалостны и прочны, а Резун не упустит случая лишний раз прославить своё имя принципиального бойца-сталинца. Тем более что в лапах оказался сам бывший творец правосудия! Не это ли пример того, как коварен бывает враг?..

Всё это было когда-то, а теперь у Семёна Зиновьевича подкосились ноги. Не будь спасительной оградки, на которую он опёрся обеими руками, гася вспыхнувшие воспоминания, не удержаться бы ему в вертикальном положении.

А ведь обвинения были нелепы. Чудовищно нелепы: он, судья, легкомысленно посетовал всуе, что Лаврентий Павлович, верный последователь великого вождя, почему-то пренебрегает усами, а ведь мог очаровывать ещё более своих многочисленных поклонниц… Кто был при этой шутке в его кабинете? Он и не помнил уже: верный Ираклий, услужливая, всегда податливая секретарша?.. А Стёпка Резун считался в его товарищах…

Вон он под деревом. Как будто и не было ничего. Надменно и презрительно кривятся его тонкие губы в презрительной ухмылке…

Лишь чудо спасло тогда. Должны были взорваться небеса и всё вокруг, порушиться земная твердь; наверное, всё это и было, потому что свершилось невозможное: арестовали идола, коварного злодея и властелина таких, как лейтенант Резун! Сам великий Лаврентий Павлович Берия угодил под дьявольский молот! И тут же был расстрелян без долгого суда. А Резун?.. Резун тогда канул в пропасть небытия вместе с остальными приспешниками кровожадного палача. Был так же расстрелян или отправлен в лагеря?.. Никто им не интересовался. Однако вот он! Рядом. Живой…

И Убейбох, будто не веря своим глазам, нерешительно протянул к нему руку.

— Потрогать хочешь? — поморщился Резун, кашлянул и полез за папироской в карман. — Жив, как видишь. Только про Степана Резуна забудь. Нет такого. Умер.

Убейбох одёрнул руку.

— Как и вы, Валериан Лазаревич. Фамилию-то чью взяли?

— Я? — ни жив ни мёртв Убейбох чувствовал, что его бросает то в жар, то в холод.

— Ладно, — постучав папироской по коробке, закурил, затянулся дымом Резун. — Мне без интереса. Убейбох, так Убейбох. Неизвестная какая-то личность. Среди ваших, судейских, я таких не припомню.

Семён Зиновьевич молчал, не приходя в себя.

— А чурка та длинноногая так при вас, гляжу?

— Ираклий? — догадался Убейбох.

— Охранник хренов, — сплюнул Резун. — Никуда он не годится.