Провокатор

— К главному? Интересно. — Лудонин присел к столу, меня пригласил жестом. — Позвольте присоединиться.

Мы сели. Донсков пожирал меня глазами — что я ещё отчебучу? Я изобразил младенца, придавил сигарету в пепельнице прямо перед его носом.

— Задача вообще-то такая, — вымолвил наконец Донсков, и его снова заклинило, будто языка лишился.

— Задача сложная, что уж там, — согласился, не дождавшись продолжения, Лудонин. — Должен сказать, Павел Сергеевич, я в своей практике журналистов не привлекал к подобного рода операциям. Но лукавить не люблю и не стану: у нас нет выхода. Время и… обстоятельства сыграли со всеми нами злую шутку. Сейчас вот это коснулось пока нас, милиции. В официальных ответах от церковнослужителей мы не получили нужной информации. Боюсь, задумай мы встретиться с ними, результат был таким же. Поэтому нам необходим посторонний источник.

— А среди верующих? — выскочило у меня само собой.

— На подготовку агента тоже времени нет, — будто не расслышал моего вопроса полковник. — Мы опасаемся очередного убийства. Преступник, похоже, фанатик. Многое свидетельствует, что личность эта психически неуравновешенная. Произошло что-то исключительное, что заставило его поступить подобным образом. Пострадавший — отпетый уголовник, главарь. Версия, что он уничтожен соратниками, то есть ворами на почве преступных разборок, пока не подтверждается. Заслуживает внимание предположение о религиозной подоплёке. Безусловно, потерпевший имел к этому какое-то отношение, скорее всего, — убийца тоже. Поэтому вполне вероятно, что оба они или один из них знакомы работникам церкви или в прошлом были прихожанами… — Лудонин замолчал, задумался, забарабанил пальцами по крышке стола. — Может быть, один из них до настоящего времени посещает церковь.

— Грешок замаливает, — опять вырвалось у меня.

— Товарищ полковник! — попробовал возразить Донсков.

— А что? — поднял на него глаза Лудонин. — Вы полагаете, что на такое убийство способен только сектант? А месть? Месть со стороны верующего не допускаете?

— К отщепенцу, — пробормотал я. — К предателю, например.

— Вот, вот, — кивнул мне полковник, и глаза его потеплели. — Предавший веру. Поэтому и помечен был дьявольским клеймом.

XII

Кафешка была второразрядной, замызганная, с постоянно хлопающей стеклянной дверью; случайные посетители не задерживались, заскакивали вдвоём, втроём и быстро исчезали; это и было её главным достоинством — забегаловка.

Резун уверенно повёл своего спутника в самый угол, будто заранее присмотрел одинокий стол в полумраке, спросил, закурив:

— Выпьете?

— Что вы! — закашлялся Убейбох. — С моими-то лёгкими!

Толстенький и весь кругленький, он кутал шею плотным шарфом.

— Простыли? Тепло вроде.

— С пермских лагерей, — подавил кашель тот.

— Вас всё же упекли тогда?

— А вы не знали?

Резун поморщился:

— Не до этого было. Свою, как говорится, спину спасал. Молодчики такие пришли, вцепились…

— Нет. До вас им далеко. Лаврентий Палыч умел дело поставить. Да и вы…

— Десять лет?

— Пятнадцать.

— Вот как! За что же? — Резун чуть не поперхнулся дымом. — Вы вроде пострадали, а те… далече.

— Нашли заслуги…

Худосочная девица появилась наконец с вопросительным взглядом за спиной Семёна Зиновьевича.

— Значит, нет? — спросил ещё раз Резун.

Семён Зиновьевич только отмахнулся.

— Тогда сто пятьдесят и селёдочка найдётся?

— Килька в соусе.

— Можно картофель?

— Что? — подняла бровки официантка. — И не курите, пожалуйста.

— Вам чаю, может быть? — притушил папироску в пепельницу Резун. — Горячего? От кашля помогает.

— Мне уже вряд ли что поможет, — махнул рукой Убейбох.

Официантка принесла стопку, Резун сразу выпил.

— Чёрт! Забыл я эти порядки, — выругался он и мигнул ей. — Принесите графинчик, что ли.

Официантка подняла глаза.

— Граммов двести пятьдесят. И чай, а то одному как-то…

— Вы что же к нам?.. Проездом? — спросил, не подыскав ничего другого, Убейбох.

— Я по этим стекляшкам, знаете ли…

— А что же?

— Слушайте, — Резун снова закурил, — давайте поговорим о вас.

— Я?.. А что я? Обо мне… Я, знаете ли…

— Что за выставку вы устроили?

— Выставку?

— Ну да. Вернисаж хренов. Портреты покойников! Кто вас надоумил возрождать рожи с того света?

— Вы видели?

— Читал в газетах. Переполошили весь город выдумками да страшилками.

— Вы за этим меня сюда притащили? — Убейбох опять закашлялся. — Чтобы читать нотации?

— А вы вообще-то, что думали своей башкой, когда затевали?

— Позвольте!

— На свою задницу приключений ищете?

— Я, знаете ли…

— Знаю! Славы не добудете. Если копнут, да поглубже, автор-то — сам паук известный!

— Я своё отсидел.

— А тех забыли?.. Кого расстреливали по вашим приговорам? Выдуманных врагов народа? За них вам ещё не вспомнили. А может, и разыскивают ещё? Так вы сами напрашиваетесь в их руки!

— Рисунки не мои… Художник, автор, врач, который в лагере и помер, мне альбом оставил.

— А вы, значит, выставку? Где они?

— Рисунки?

— Ну да же.