Провокатор

— Вприпрыжку, значит?

— Ага, — хмыкнул он.

— В кафешку-то не забыл заскочить, торопыжка?

— Не без этого, — грусть стыла в его глазах. — Традиция оттого и привлекательна, что должна соблюдаться.

— Вот тебе Колосухин-то устроит нагоняй, — уже совсем приходя в себя, почуяла она от него лёгкий коньячный запашок. — С утра-то, что?

— Эх, Зойка, — покачал он головой. — Листочек-то тот из-под ног жёлтенький меня и спровоцировал. Осень на носу! И не та, что на улице, а в нашей жизни. Уйдём скоро все.

— Чего это ты засобирался вдруг? — она решительно затушила папироску в пепельнице и, не замечая, достала новую из пачки. — Чего заспешил? А работать кому?

— Молодых найдут. Вон, уже поджимают. Оглянись. Ты с делами-то своими не видишь ничего. Убийцы да Кирилл у тебя в голове…

— Кстати, Павел, — подошла она к нему и схватилась за пуговицу на пиджаке. — Ты дождёшься, я откручу тебе эту штуку.

— Что такое?

— Память у тебя дырявая. Где обещанный врач?

— Псих, что ли?

— А мне теперь хоть самой вешайся. После такой тёплой беседы у Петровича самый раз встретиться с психиатром.

— А дождь?

— Пока я соберусь, он закончится.

— Вовремя ты спросила, — Федонин полистал листки перекидного календаря на столе, выдернул один. — Вот его улица, вот его дом.

Она вгляделась в мелкий неразборчивый почерк:

— Послушай, Паш, это что? Он почти мой сосед! Что ж ты молчал, старый хитрец?

— А мне почём знать? Я у него не был никогда. И ты меня в гости не приглашала.

— От меня два квартала и на параллельную улицу. — Она сунула листочек в карман юбки и задумчиво добавила: — Телефона у него нет, сам всеми заброшенный, должно быть, старый и больной, навещу-ка я его сама вечерком.

— Вот! — заблестели глаза у Федонина. — Правильно! А то в слёзы! И Кириллу своему нос утрёшь.

— Непременно, — она уже поправила причёску, приглядываясь к отражению в стекле. — Это я постараюсь.

XVI

Вальяжную Зинаиду Викторовну, по чью душу, собственно, и планировалась вся затея, Резун сопроводил от дверей её дома, где терпеливо дежурил за углом с раннего утра, до подъезда музея, незамеченным продвигаясь следом на почтительном расстоянии. На всём этом пути через центр города ничего не подозревающую начальницу отдела экспозиций никто не перевстретил, не остановил, и она ни к кому не проявила интереса. За пять — семь минут до начала рабочего дня она как раз поспела к гранитным ступенькам парадного крыльца, взошла величаво и, занимая, видно, привычную позицию у самых дверей, небрежно раскланялась с подвернувшимся ссутулившимся интеллигентом в несвежем костюме и с мёртвой тоской в глазах. Резун было напрягся, но тут же потерял всякий интерес к этому субъекту, лишь разглядел его помятую физиономию. Мэтр музейного дела, бывший сотрудник, пенсионер Константин Казейкин был уже знаком ему и внимания не требовал. Проживая поблизости и регулярно прогуливаясь здесь по утрам, он имел странную привычку напоминать о себе начальству, каждый раз встречая у подъезда музея. Кроме того, старичок с жалостливыми глазками систематически появлялся в этих местах к полудню, спеша на обед в казённую столовую облисполкома, куда имел бесплатный талон. Подробности такого рода и другие маленькие секреты поведала Резуну говорливая библиотекарша музея Асенька, особа пятидесяти с лишним лет, с которой он познакомился несколькими днями ранее, наводя справки насчёт экспозиции «произведений бывшего узника сталинских лагерей С.З. Убейбоха», как значилось в табличке объявлений.

Полуслепой Казейкин ещё повествовал что-то Зинаиде Викторовне, хотя та, отвернувшись и поднеся к глазам ручку с круглыми жёлтыми часиками, застыла, озирая спешащую по улице публику. К этому времени Резун перебрался на противоположную сторону и, устроившись на скамейке сквера за памятником кучерявому поэту, изобразил отягощённого своими заботами обывателя, развернув газетку. Удобнее места не найти, объект перед тобой, всё на виду, и он сам, поднявшись чуть свет, мог спокойно перевести дух. Единственное, что тревожило теперь его, — с минуты на минуту мог хлынуть дождь, всё шло к тому, и он, то и дело высовывая голову из-за газетного листа, подметил для себя аптеку на углу с большими привлекательными окнами, выходящими прямо на подъезд музея. Лучшего наблюдательного пункта, если случись что, не надо.

Не отловив опоздавших, Зинаида Викторовна тем временем степенно продефилировала за двери, и Резун начал посматривать на тучи, стараясь не упустить момента, в духоту прятаться ещё не хотелось, воздух, хотя и был насыщен влагой предстоящего ненастья, а всё же дышалось благостно. Народ вокруг него был занят тем же: спешащие на службу припустились вприпрыжку, подымая воротники и опасливо раскрывая зонтики, любители литературы, до этого стайками кружившиеся возле книжного магазина, теперь осадили вход и нетерпеливо постукивали в окошко, даже пузатые голуби, ещё минутой назад лениво спихивавшие друг друга с металлической головы поэта, неизвестно куда попрятались.