Провославие в Пруссии. Век ХVIII

Вейман, как сказано выше, был последователем Крузия. Болотов с увлечением слушал его лекции, укрепляясь еще сильнее в антипатиях к вольфианству. Болотов учил наизусть тексты Крузия и переводил их на русский язык. Кант же был явным антикрузианцем. Возможность Откровения Божиего, как и положено деисту, Кант просто отрицал. Что же касается религии, то даже благоволившее к нему университетское начальство не было уверено в ортодоксальной чистоте его убеждений. «Живете ли вы по-прежнему в страхе Божьем?» – спросил Канта ректор Шульц, и только получив утвердительный ответ, предложил ему добиваться профессуры. Кант в годы Семилетней войны был всего лишь доцентом. Но, естественно, хотел стать профессором.

Как раз в декабре 1758 года умер профессор философии Кипке. На освободившееся место объявилось сразу пять претендентов. Выставил свою кандидатуру и Кант. Из пяти кандидатов академический сенат отобрал двух – Бука и Канта. Представление на высочайшее имя отправили 14 декабря 1758 года. И в тот же день Кант направил императрице Елизавете Петровне прошение от себя лично. Его стоит привести полностью:

«Всесветлейшая, великодержавнейшая императрица, самодержица всех россиян, всемилостивейшая императрица и великая жена!

С кончиной блаженной памяти доктора и профессора Кипке освободился пост ординарного профессора логики и метафизики Кёнигсбергской академии, который он занимал. Эти науки всегда были предпочтительным предметом моих исследований.

С тех пор как я стал доцентом университета, я читал каждое полугодие по этим наукам приватные лекции. Я защитил публично по этим наукам 2 диссертации, кроме того, 4 статьи в Кёнигсбергских ученых записках, 3 программы и 3 других философских трактата дают некоторое представление о моих занятиях.

Лестная надежда, что я доказал свою пригодность к академическому служению этим наукам, но более всего всемилостивейшее расположение Вашего Императорского Величества оказывать наукам высочайшее покровительство и благосклонное попечительство побуждают меня верноподданнейше просить Ваше Императорское Величество соблаговолить милостиво определить меня на вакантный пост ординарного профессора, уповая на то, что академический сенат в рассуждении наличия у меня необходимых к сему способностей сопроводит мою вернопод-даннейшую просьбу благоприятными свидетельствами. Умолкаю в глубочайшем уничижении,

Вашего Императорского Величества верноподданнейший раб Иммануил Кант, Кёнигсберг, 14 декабря 1758 года».

Несмотря на столь убедительные слова, вопрос был решен не в пользу Канта. Оплачиваемое место профессора получил Бук, который, конечно, вроде бы был старше и по возрасту, и по преподавательскому стажу. Но здесь могло сыграть роль ещё одно обстоятельство: религиозно-философские взгляды Канта. Арсений Гулыга в своей книге «Кант» (издательство «Молодая гвардия», Москва, 1977) приводит любопытное обоснование этой версии. Дело в том, что прошения на Высочайшее имя проходили через канцелярию российского губернатора Пруссии, а Андрей Болотов служил именно там. С губернатором Николаем Андреевичем Корфом из Санкт-Петербурга прибыл целый штат чиновников губернской канцелярии: два секретаря, протоколист, канцеляристы, подканцеляристы и копиисты. Среди них не было, однако, переводчиков. Никто из чиновников не знал немецкого языка, местные же жители ещё не успели выучить русский. Пришлось искать переводчика среди находившихся в Кёнигсберге военных. Так пехотный офицер подпоручик Андрей Болотов и оказался прикомандированным к губернскому ведомству. Долгое время он был единственным (из тех, кто фактически вершил делами), знавшим оба языка. Через его руки проходили все прошения и жалобы.