Провославие в Пруссии. Век ХVIII

«… понеже он часто бывает нечаянным случаем болным, и к служению не годящимся, а здесь без диакона службы отправлять не веема хорошо, а особливо, как случится ему заболеть под великие господские и высокоторжественные праздники, тогда неведомо как и быть, я же, что по ся поры о том молчал, то то учинило ожидание иеродиакона, но понеже его нет, а крайняя нужда в нем состоит. Того ради Святейшему Правительствующему Синоду всенижайшее о том доныне предано на благораземотрение»[172].

Как видим, Московская епархия, получив в своё время распоряжение Синода, выделила в заграничную командировку диакона, то ли подверженного греху винопития, то ли больного какой-то серьёзной болезнью, затрудняющей участие в богослужениях.

Таким образом, в январе 1762 года трудоспособных диаконов в Пруссии не осталось вовсе. Один сошел с ума и сидел под караулом, второй то ли болел, то ли пребывал в запое. Синоду пришлось в срочном порядке решать этот вопрос. Синодальным определением от 8 февраля 1762 года было приказано на место Пилавского и Мемельского дьяконов выбрать епископу Смоленскому одного иеродиакона и двух диаконов и отправить их в Пруссию[173]. Очевидно, ресурсы диаконов Московской и Новгородской епархий были полностью исчерпаны, дошла очередь до Смоленской епархии, откуда до сих пор в Пруссию никого не отправляли. Прошло чуть более месяца, и 13 марта епископ Смоленский и Дорогобужский сообщил Синоду, что из его епархии в Пруссию отправлены учитель синтаксимии и немецкого языка Смоленского Авраамиева учительного монастыря иеродиакон Николай Цвет и диаконы, слушавшие богословие: Смоленского Успенского собора – Василий Легонский и Благовещанской смоленской церкви – Андрей Щировский[174].

Прошло ещё некоторое время, и 4 апреля 1762 года архимандрит Тихон донес Синоду, что смоленские иеродиакон и диаконы в Кёнигсберг 31 марта прибыли, а бывшего Пилавского диакона с семьей отправить в Россию не на что[175]. Бывший Мемельский диакон Петр Федоров отдельным прошением от 8 апреля также сообщал Синоду, что ему не на что выехать из Пруссии с семьей[176]. В данном случае интересно то, что в свое время при отъезде из Новгорода родственники этого диакона отбили у него жену и сына, а самого грозились чуть ли не убить. Но вот, из Пруссии он возвращается уже с семьёй. Каким образом добрались до него в Пруссию из Новгорода жена и сын, история умалчивает. 12 мая 1762 года архимандрит Тихон сообщал Синоду, что уже отправил в Санкт-Петербург бывшего Пилавского диакона, а Мемельского должен отправить тамошний протопоп по получении его жалования за треть года[177]. На проезд диаконов с их семействами из Кёнигсберга и Мемеля до Санкт-Петербурга архимандрит Тихон выдал им соответственно 8 мая и 25 апреля два паспорта с прусскими печатями на черном сургуче[178].

Не ясно, удалось ли произвести замену иеромонаха Гавриила. Выше говорилось о его жалобе в Синод по причине отрешения от службы в Кёнигсбергской церкви. Видимо, архимандрит Тихон по какой-то причине добивался его замены. 17 марта архимандрит Тихон рапортовал синоду о получении им синодального указа от 28 февраля 1762 года о поручении Московской синодальной конторе выбрать иеромонаха на смену находящегося в Кёнигсберге иеромонаха Гавриила[179]. Было ли это дело доведено до конца, не ясно.

16 июня 1762 года архимандрит Тихон рапортовал Синоду о получении им за январскую треть 1762 года жалования и денег на церковные потребы, которые и были розданы им Кёнигсбергским, Мемельским и Пилавским священно и церковнослужителям[180]. Как видим, жалование платилось, но задержки его были хроническими. У Синода не было своих возможностей пересылать что-либо в Пруссию, поэтому всё доставлялось с оказией.