Читаем Проза и сценки. Драматургия полностью

Все тексты, составляющие цикл, объединены разносторонней трактовкой существа и свойств окружающего человека мира и возможностей его познания (отдельные мотивы и детали этой темы встречаем во множестве самостоятельных текстов Хармса).

Укажем несколько источников, которые несомненно повлияли на Хармса и «прослушиваются» в текстах цикла. Это, прежде всего, обоснование мира четырех измерений в книге П. Д. Успенского «Tertium organum. Ключ к загадкам мира», выписки из которой сохранились в архиве писателя (к идеям этой книги по ходу комментирования текстов Хармса неизбежно приходилось уже обращаться). Основополагающим в книге Успенского является утверждение иллюзорности мира трех измерений: «Прошедшего уже нет; будущего еще нет; настоящее – переход из одного небытия в другое. Но этот короткий миг – фикция. Он не имеет измерения. Таким образом, настоящего не существует. То, что мы уловили – уже прошедшее. Таким образом, мира не существует. Но, между тем, мы живем, существуем, следовательно, в нашем рассуждении есть какая-то ошибка» (Успенский. С. 28–29). По мысли Успенского, восприятие подлинного мира возможно лишь при изменении сознания и способа восприятия мира: «Если бы мы могли изменить свой психический аппарат и увидели бы при этом, что изменился мир кругом нас, то это было бы для нас доказательством зависимости свойств пространства от свойств нашего сознания» (Успенский. С. 70). Такое «расширение сознания» дает оккультизм. Схожие идеи Хармс находил и у Папюса (см., например: Папюс. С. 87 и др.). Вне доктрины оккультизма о «физике четырех измерений», в отличие от «геометрии трех измерений», писал Г. Минковский в книге «Пространство и время» (СПб., 1911). Знакомство с его теорией Я. Друскина (см. Чинари) позволяет предположить, что и Хармсу она была знакома. В связи с исходным постулатом об особых свойствах мира четырех измерений, в отличие от привычного человеку трехмерного мира, находятся рассуждения Хармса о «текучести» (об источниках этого понятия см. в т. 1 наст. собр.) и соотношении трансфинитных и цисфинитных чисел (там же, 94 и 118). К настоящему (как и другим подобным) квазинаучным текстам Хармса следует относиться с достаточной мерой трезвой иронии – они, эти тексты, сами внутренне автоироничны. Как свойственно Хармсу, он своеобразно трансформирует почерпнутые им в разных источниках серьезные научные теории, балансируя на грани учености и игры. Так, для измерения непостижимых формальной логикой свойств мира он вводит свою меру – саблю. Литературный источник этого «термина» находим в «Мертвых душах» Гоголя (см. т. 1 наст. собр., 98 и др.; см. также: Сажин IV. С. 97).

Обстоятельную интерпретацию наст. текста см.: Жаккар I. С. 89–92, 103–106.

1. Впервые – Полет в небеса. С. 73–76. Автограф – РНБ.

В процессе работы Хармс изменил первоначальные имена персонажей: Ляполянов – был Лядов; Гуриндурин – Петров (он стал бы десятым Петровым в текстах Хармса); Плотник носил фамилию Винтер.

Заглавие ср. с «Управлением вещей» в «Авиации превращений» Хармса (отм. Жаккар I – см. т. 1 наст. собр., 29).

вершок – мера длины, равная 4,44 см.;

Шагами измеряют пашни, // а саблей тело человеческое, // но вещи измеряют вилкой – Т. Горячева предположила, что в качестве эталонов мер подразумеваются детали картин Малевича «Авиатор» и «Англичанин в Москве» (Горячева. С. 52);

Плотник – см. т. 1 наст. собр.;

сажень – мера длины, равная 213,36 см.;

2. Впервые – NRL. 1979–1980. Автограф – РНБ.

Ж.-Ф. Жаккар соотнес наст. текст с «О субъективном и объективном в искусстве» К. Малевича (Жаккар I. С. 90 и далее).

И. Е. Лощилов, остроумно проанализировав наст. текст., пришел к выводу, что «Сабля» «…задумана как некое человеческое существо <…>, „окна“ и „дыры“ которого суть параграфы трактата» (Лощилов. С. 155).

рабочее и нерабочее время – Л. Флейшман соотнес с «1 Разрушение» (см. т. 1 наст. собр., 65);

мы теперь уже не мир и далее – ср. с п. 5 наст. текста;

Гибель уха ~ слепота – автоцитата (см. т. 1 наст. собр., 56);

Сон Козьмы Пруткова – имеется в виду следующее место из любимого Хармсом Козьмы Пруткова: «<…> в ночь с 10 на 11 апреля 1825 г., возвратясь поздно домой с товарищеской попойки и едва прилегши на койку, он увидел перед собой голого бригадного генерала, в эполетах, который, подняв его с койки за руку и не дав ему одеться повлек его молча по каким-то длинным и темным коридорам <…>» («Биографические сведения о Козьме Пруткове» – Прутков. С. 332–333);

«Время – мера – мира» – Хармс воспроизводит заглавие книги В. Хлебникова (Пг., 1916), в которой на основе математических вычислений устанавливались закономерности исторических событий. При этом Хлебников, как потом Хармс, исходит из идеи исчерпанности всех прежних мер, с помощью которых определялись свойства мира;

всё – см. т. 1 наст. собр.;

3. Впервые – Л. 1990. № 13/18. С. 7. Автограф – РНБ.

Перейти на страницу:

Все книги серии Даниил Хармс. Полное собрание сочинений

Похожие книги

Суд идет
Суд идет

Перед вами книга необычная и для автора, и для его читателей. В ней повествуется об учёных, вынужденных помимо своей воли жить и работать вдалеке от своей Родины. Молодой физик и его друг биолог изобрели электронно-биологическую систему, которая способна изменить к лучшему всю нашу жизнь. Теперь они заняты испытаниями этой системы.В книге много острых занимательных сцен, ярко показана любовь двух молодых людей. Книга читается на одном дыхании.«Суд идёт» — роман, который достойно продолжает обширное семейство книг Ивана Дроздова, изданных в серии «Русский роман».

Абрам (Синявский Терц , Андрей Донатович Синявский , Иван Владимирович Дроздов , Иван Георгиевич Лазутин , Расул Гамзатович Гамзатов

Поэзия / Проза / Историческая проза / Русская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Песни
Песни

В лирических произведениях лучших поэтов средневекового Прованса раскрыт внутренний мир человека эпохи, который оказался очень далеким от господствующей идеологии с ее определяющей ролью церкви и духом сословности. В произведениях этих, и прежде всего у Бернарта де Вентадорна и поэтов его круга, радостное восприятие окружающего мира, природное стремление человека к счастью, к незамысловатым радостям бытия оттесняют на задний план и религиозную догматику, и неодолимость сословных барьеров. Вступая в мир творчества Бернарта де Вентадорна, испытываешь чувство удивления перед этим человеком, умудрившимся в условиях церковного и феодального гнета сохранить свежесть и независимость взгляда на свое призвание поэта.Песни Бернарта де Вентадорна не только позволяют углубить наше понимание человека Средних веков, но и общего литературного процесса, в котором наиболее талантливые и самобытные трубадуры выступили, если позволено так выразиться, гарантами Возрождения.

Бернард де Вентадорн , Бернарт де Вентадорн

Поэзия / Европейская старинная литература / Стихи и поэзия / Древние книги