Читаем Проза Лидии Гинзбург. Реальность в поисках литературы полностью

Типы хама и «интеллигента с надрывом», как они описаны Гинзбург, должны, как представляется, достигать расцвета в иерархических обществах, которым свойственно неравенство, – в таких, как дореволюционная и сталинская Россия. Любопытно, что в случае женщин, чьи характеры она анализирует, Гинзбург находит корни этих типов личности во взаимодействии дореволюционного воспитания (или классовой идентичности) с новыми советскими реалиями. Например, образ хамки как автоконцепция С. обусловлен, по мнению Гинзбург, тем фактом, что С. выросла с (осознанным или бессознательным) ощущением своего права жить припеваючи и ей, казалось, предназначалась судьба «хозяйки жизни», но затем это самоощущение разбилось о суровую реальность, в которой невозможны благополучное замужество и привольная легкая жизнь. С., вопреки традициям, направляет аристократический стиль и дар красноречия в русло хамства, адаптируя свой имидж к обстановке на рабочем месте. На примере С. и других становится ясно, как автоконцепции меняются в биографическом времени, реагируя на внешнее давление – давление истории.

Хотя Гинзбург не намекает на сталинский террор, в ее очерке содержатся туманные отсылки к беспросветной обстановке в обществе: С. видит общественную действительность в черных тонах, поскольку ей не дают вести гедонистическую жизнь: «Оно [мышление] перекладывает вину на обстоятельства и озлобляется на обстоятельства. Гедонистической жизни не может быть, следовательно жизнь ужасна, все обман, лучше бы собственно умереть»[847]. Тот факт, что ее психика была «приспособлена для легкого и веселого прохождения по жизни», лишь яснее высвечивает ее «злобу и мрачность»:

Особенную злобу вызывает у нее вид чужого счастья, вид беспечных и веселящихся людей. Она считает, что это ошибка, недомыслие или вульгарность, дурной тон. Она всем организмом ощущает, что ей должно было бы быть хорошо, что она предназначена и приспособлена к тому, чтобы ей было хорошо. И понять, что ей плохо она может только исходя из того, что всем плохо, что хорошо не может быть принципиально, и люди, воображающие, что им хорошо, глупо заблуждаются или стоят на неком низшем уровне развития[848].

Критические выпады Гинзбург приобретают жутковатый характер, если учесть, что этот очерк она написала в дни сталинского террора. В тот период сестра С. стала жертвой репрессий (ее арестовали 4 февраля 1938 года и казнили 28 июня того же года в Ленинграде); об этом факте, разумеется, нельзя было упоминать даже в записях в стол. И все же, как пишет Гинзбург, хотя мироощущение у С. мрачное, ее «положительное жизнеощущение» и сильная воля найдут «лазейки» (или способы выражения) в трех первичных сферах: сфере «мгновенных удовольствий» (от «высокой музыки» до «хороших чулок или пирожного»), «речевом даровании» (об этой семейной черте обеих сестер Гинзбург много пишет) и ригоризме в трудовой деятельности.

В случае С. мы видим, как хамство может сочетаться с положительной автоконцепцией человека практичного, обаятельного, высказывающего неудобную правду. По наблюдениям Гинзбург, хамство в его советской разновидности может порождаться конфликтом дореволюционного прошлого с мрачным настоящим 1930‐х годов. Во мнении Гинзбург, что Маяковский следовал «романтической модели в хамской ее разновидности», тоже чувствуется ориентированность на прошлое: Гинзбург заключает, что поэт адаптировал старую модель к послереволюционной сфере культуры, которую раздирали битвы между разными течениями.

Проходящие характеры в дни блокады

«Уцелевший дистрофик»

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Льюис Кэрролл
Льюис Кэрролл

Может показаться, что у этой книги два героя. Один — выпускник Оксфорда, благочестивый священнослужитель, педант, читавший проповеди и скучные лекции по математике, увлекавшийся фотографией, в качестве куратора Клуба колледжа занимавшийся пополнением винного погреба и следивший за качеством блюд, разработавший методику расчета рейтинга игроков в теннис и думавший об оптимизации парламентских выборов. Другой — мастер парадоксов, изобретательный и веселый рассказчик, искренне любивший своих маленьких слушателей, один из самых известных авторов литературных сказок, возвращающий читателей в мир детства.Как почтенный преподаватель математики Чарлз Латвидж Доджсон превратился в писателя Льюиса Кэрролла? Почему его единственное заграничное путешествие было совершено в Россию? На что он тратил немалые гонорары? Что для него значила девочка Алиса, ставшая героиней его сказочной дилогии? На эти вопросы отвечает книга Нины Демуровой, замечательной переводчицы, полвека назад открывшей русскоязычным читателям чудесную страну героев Кэрролла.

Вирджиния Вулф , Гилберт Кийт Честертон , Нина Михайловна Демурова , Уолтер де ла Мар

Детективы / Биографии и Мемуары / Детская литература / Литературоведение / Прочие Детективы / Документальное