Проза о неблизких путешествиях, совершенных автором за годы долгой гастрольной жизни

Затем отвезли нас в Кембридж, там состоялся собственно турнир на звание короля поэтов – судила собравшаяся публика.

Автобус ждал нас на набережной, так что мы еще и погуляли по тому ее прекрасному отрезку, где лежат египетские сфинксы. Я немного постоял возле просторного, весьма уместного сортира, где бесчисленные толпы туристов избывают восхищение великим городом. Остановился там покурить, поскольку вспомнил, как недавно ехал с приятелем по Украине и тормознулись мы на симпатичном придорожном рынке, где полно было ларьков с продуктами и около десятка некрупных забегаловок, которые сочились чадным ароматом жареного мяса.

Там несколько в стороне был и сортир (конечно, платный) – неказистый домик, наскоро воздвигнутый из каких-то чахлых бетонных плит и наспех кое-как оштукатуренный. Вся интрига состояла в том, что буквально в нескольких метрах позади него строилось здание частного дома, он вырос уже до второго этажа. Какой-то умный и смекалистый предприниматель купил небольшой участок земли (отсюда тесная близость стройки и сортира), и скорость возведения этого дома явно зависела от сортирных доходов. А народу много останавливалось тут: помимо легковых машин стояли грузовые фуры – место было донельзя удобным для привала в длительном пути.

И я стоял, куря и размышляя, как легко и быстро сотни проезжающих людей насрали этот особняк его сметливому владельцу.

А еще я почему-то вспомнил, почти бегом пересекая оживленное шоссе вдоль набережной, как мне в девятом классе подарили долгожданный велосипед. И спустя дня три к матери моей заявилась соседка Вера Абрамовна (подпольный зубной врач), почти с порога закричав: «Эмилия, сейчас я видела – по Ленинградскому шоссе едет на велосипеде твой Гарик, а за ним вплотную гонится троллейбус!»

Но я отвлекся, как всегда.

В Кембридже сбежали мы с женой от катания на лодках, чтобы навестить великого, на мой взгляд, человека, которому Россия поломала жизнь (двенадцать лет он отсидел в тюрьме и психушке), а после просто выгнала его, обменяв, как барин – крепостного, на какого-то захудалого руководителя захудалой чилийской компартии. Тот потом обратно запросился и уехал, а Володя Буковский навсегда остался в Англии. Он кончил университет, работал там как нейрофизиолог, но у человека этого – ум государственного мужа, потому и вызвал его некогда Ельцин, собираясь учинить процесс о преступлениях компартии. А после испугался продолжать (совсем иной сложилась бы судьба сегодняшней России), и Володя возвратился в Кембридж.

И там Буковский состарился, мне было очень больно это видеть. Я честно объяснил ему, что познакомиться хотел не только из-за восхищения его умом и стойкостью, но и затем, чтобы иметь возможность хвастаться, что через одного пожимал руку Маргарет Тэтчер. Он дополнил: а английской королеве, а президенту Соединенных Штатов? И мы сели пить отличный виски, который кто-то из доброжелателей (десятки их, если не сотни) ему принес.

О разном говорили, но одну из его фраз я записал на подвернувшейся салфетке. Потому что речь зашла об оппозиции российской, о выходе людей на Триумфальную площадь тридцать первого числа каждого месяца и о разгоне этой кучки демонстрантов.

– Какая это оппозиция? – брезгливо возразил Буковский. – Оппозиция – это ведь не менструация, – добавил он, – она не ежемесячной должна быть, а постоянной, только так и водится в нормальном государстве.

Сидели мы недолго, а теперь, когда я вспоминаю Англию, то не Биг-Бен встает у меня перед глазами, а этот полный старый человек, ум и совесть которого могли бы столько пользы принести России, что об этом лучше и не думать.

Очень, очень обитаемый остров

На остров Кипр меня позвали исполнять стишки для русской публики. А тут ее – невероятное количество. Нет, нет, не отдыхающих и не туристов, а вполне оседло проживающих граждан бывшего Советского Союза. Солнце, море и маняще низкие налоги – очень привлекательное тройственное единство. Да еще и чувство безопасности – большая нынче редкость на оставленной родине. И взятки некому давать. И никакая мерзкая комиссия внезапно не нагрянет. Только главное сейчас – не отвлекаться на рекламу этого прекрасного места.

Ибо здесь, на Кипре, на меня обрушилось такое количество преданий, мифов и легенд, что ими грех не поделиться тут же и немедленно.

Хотя начать бы надо с мелочи: я наконец-то здесь узнал доподлинное имя музы, что меня порою посещает. По непробудной темноте своей я полагал всегда, что это Каллиопа, и меня только смущало, что она заведует поэзией элегической – какое я имею отношение к высокой этой звучности стиха? И только тут я с помощью местного издания мифов обнаружил, что муза Терпсихора покровительствует не только танцам, но и «легкому поэтическому жанру». И очень было мне приятно осознать, что я – коллега балеринам.

А теперь вернемся к реальности этого острова, густо населенного прекрасными тенями.