Проза поэта

– Православные молиться идут. Того гляди Алёна с ребятами пожалует, а ежели с дитенками, – уж, стало быть, за ней странник Фролка, али другой кто, придет и поведет на место тайное. Ух, и хитрая, упорная бабенка, – даром, что отрешенная, а за Стеньку головой стоит, всех нас остерегается, проклятая. А это ведь я постарался – надоумил ее сегодня ко всенощной прийти с ребятами, – так, мол, люди не заметят, куды ребят ночью повела. Ну, она про себя и поняла эту уловку. Вчера к ней Фролка приходил под окошко, опять за милостыней, и тут они, значит, уговор учинили.

– Слушай-ко, атаман Яковлев, – забеспокоился боярин, – а может, баба Стенькина до церкви не дойдет – свернет в сторону?

– Ххе-хе, – хихикал предатель, – за каждым ее окаянным шагом следят – донесут живехонько.

– Ну, Корнилушко, – обещал Стрешнев, – и будет тебе награда из казны царевой превеликая и почесть знатная, милость государева. Сам знаешь, какой я добрый друг царю-батюшке Алексею Михайловичу, – сам тебя и покажу перед светлыми очами святого кормильца всея Руси.

– По царскому, государеву наказу, – крестился дрожащей рукой предатель в сторону алтаря, – изловим мы, с божьей помощью, вора-разбойника Стеньку, еретика, богоотступника, анафему. Посадим лютого зверя в клетку железную, да в подарок царю, государю великому, богом хранимому, на Москву отвезем. Помоги нам владыко, вседержитель небесный, и церковь святая, нерушимая. Ведь сыздавна наша православная церковь служила царю-батюшке, помазаннику божьему, и молилась за нас грешных, верных царевых слуг. И, благодаря господу, все шло чинно, как надо нам, пока вор-Стенька со своей сермяжной вольницей не нарушил праведного жития. А вот ныне пришел благословенный час совершиться, с божьей помощью, великому делу – здесь, у стены монастырской…

В эту минуту черным ветром налетел монах:

– Уследили… жена Стенькина с двумя ребятами в монастырь шла… оглядывалась… к ней странник подошел хромой… милостыню подала… по его дороге и свернула на Кленовую балку… туды идут…

– Господи, благослови, господи, благослови, – торопливо крестился предатель, – вот хитрая, окаянная баба.

– Господи, помилуй, помоги, – крестился боярин.

Прибежали еще два монаха:

– Уследили верно… Стенька вылез из городка с пятью разбойниками… а за ним выползли еще трое… и Васька Ус там… из разговоров слышно было… На Кленовой балке, в лесу сидят… поджидают, табак курят… наши окружают… змеями ползнем-ползут… окружают…

– Господи, благослови! – молился предатель, – господи, помоги, даруй победу нам. Церковь святая! Их, стало быть, только восьмеро, а девятый Фролка с Алён-кой. Ну, благодать, ну, спасенье.

Все бросились по келиям за стрельцами, боярскими сыновьями, монахами-помощниками.

– Будьте настороже.

– Выходите за ограду.

– Коней готовьте.

– Клетку железную везите.

– Ждите приказу.

– Все тайно делайте.

– Бегу на колокольню, пущай в большой колокол ударят, чтобы шуму да криков не слыхать было в лесу, ежели заорут разбойники.

– Беги и другим колокольням тайно накажи от атамана Яковлева. Попам про это скажи. Попы постараются.

И чернота ночная скрыла предателей. Ударил большой монастырский колокол.

– Господи, благослови, – шептал трясущийся Корнило, пробираясь на Кленовую балку кустами с черными людьми.

Скоро несколько режущих голосов простонало в лесу:

– О-о-о-й… О-о-о-й-и…

– Степа-а-а…

– О-о-о… а-а… – неслось эхо смерти.

– Чуйте, братья! – вскочил Степан и опрометью бросился на крик.

– Спасай!

– Спасай Ваську!

И когда один за другим кинулись на помощь удальцы, разбившись поодиночке, из засады выскочила стая черных воронов и вцепилась в добычу.

В миг единый ощетинились монахи ножами, топорами и зарезали, зарубили шестерых удальцов.

– О-о-о… прощай, Степан, – доносилось издалека, куда ушел Васька Ус с Черноярцем встречать Алёну.

– Палачи! Предатели! – рычал Степан, разрывая, как нитки, веревки, на него набросанные, размахивая кистенем по вязким головам озверелых врагов ночных.

– О-о-о-о… – стонала тьма.

– Степан-ан…

– Прощай-ай…

– Степан… Сте…

– О-о-й…

– Прощай… а-а-и…

И верещавший голос предателя:

– Режь… руби… дави всех, окромя Стеньки… В мешок Стеньку… в мешок… Вяжи его, вяжи… Давай клетку… Вези. Лупи веревками, присмиреет анафема… злодей… еретик… Попался!..

Сквозь звон колокольный всех церквей гулом подземным стонал связанный в мешке, бьющийся в веревках Степан:

– Ой, да беда навалилась… Ой, лихая беда… Прощай.

Васька Ус, прощай, моя вольница вечная… Предал палач Корнилко… Продал, палач, мою голову. Да не продать ему, палачу цареву, воли голытьбы…

Бессмертие Степана

По грязным, вяжущим, водянисто-снежным ухабам ямской-московской бесконечной дороги, через степи, болота, леса, горы, реки, займища, мимо деревень, селений, городов, владений барских, урочищ, монастырей, на дубовой телеге, запряженной четверкой донских коней, в железной клетке, закованного в цепях везли на Москву Степана Разина с братом Фролом.

Целая армия войска царского с ружьями, пушками сопровождала великого атамана.

А войско было отборное, верное: сыновья князей, бояр, купцов, воевод.