Прожектеры: политика школьных реформ в России в первой половине XVIII века

Во второй половине столетия с аналогичными предложениями выступал патриарх иерусалимский Досифей II, также стремившийся создать в Москве издательскую базу для выпуска антикатолических и антикальвинистских сочинений. Досифей был особенно настойчив, призывая царя устроить «училища» и заботиться о «просвещении церкви»102. К этому времени и корона, и православная церковь, как кажется, все больше интересуются регулированием поведения российской паствы и уделяют все больше внимания проповеди как инструменту воздействия на моральный облик царских подданных. Тенденцию эту даже пытаются иногда представить как аналогичную процессу «конфессионализации» в Западной Европе103. Впрочем, на Соборе 1666–1667 годов именно иноземные клирики – митрополит Газы Паисий Лигарид, патриарх александрийский Паисий, патриарх антиохийский Макарий III и Симеон Полоцкий – доказывали, что раскол был вызван как раз нехваткой учения и ученых священников, и соответственно призвали к учреждению школ в целях преодоления раскола104. Разумеется, реализация таких планов открыла бы для них самих и для их клиентов новые возможности в России, а также позволила бы напомнить о роли восточных православных церквей как источника мудрости и знаний, тем самым подкрепляя и их претензии на финансовую помощь со стороны царя. К концу XVII столетия и русские иерархи также демонстрируют все большую озабоченность «невежеством» паствы и пастырей и артикулируют необходимость «просвещать» подданных царя105.

Хотя дискурсивная легитимация «просвещения» и создавала благоприятные условия для образовательного прожектерства, из самой необходимости «просвещения» автоматически не следовала необходимость именно школы в ее современном понимании – как учреждения. Показательна в этом отношении судьба знаменитой Славяно-греко-латинской академии, основанной в Москве в 1685 году Иоанникием (1633–1717) и Софронием (1652–1730) Лихудами106. В молодости братья изучали философию и теологию в Венеции под руководством Герасима Влаха, ведущего греческого интеллектуала своего времени, а также в так называемом Котуннианском коллегиуме, прямо основанном на модели коллегиума Св. Афанасия в Риме. После этого они провели девять лет в Падуанском университете, где Софроний получил в 1670 году докторскую степень, и, возможно, какое-то время преподавали затем у себя на родине в Греции. В Москве братьев именовали учителями «высоких наук», и, в самом деле, с точки зрения программы основанная ими школа на несколько порядков превосходила все предшествующие ей образовательные инициативы; под руководством Лихудов и их преемников академия открыла новую эру в истории образования в России и в истории российской культуры. Хотя здесь преподавали также и базовые навыки, то есть славянскую грамоту, братья воспроизвели в своей школе программу современных ей западноевропейских коллегиумов, включая греческий и латынь, риторику, философию, логику и даже физику. По сути, мы имеем дело с православной репликой нормального иезуитского колледжа; более того, академия стала также первым учебным заведением в России, получившим специально для нее построенное здание. Многие ведущие интеллектуалы и администраторы петровского поколения учились именно здесь или были так или иначе связаны с этой школой.

Конечно, школа Лихудов финансировалась московскими властями, а конкретнее, средства поступали из Патриаршего приказа; патриарх же оказывал братьям и политическую поддержку. Однако, как и в случае более ранних образовательных предприятий, московские власти занимали здесь пассивную позицию. Само прибытие братьев в Москву следует рассматривать в более широком контексте русско-греческих связей, включая постоянный приток в Россию греческих церковников, переводчиков и сборщиков милостыни. Часто можно встретить утверждения, что именно царь попросил патриарха иерусалимского Досифея II прислать к нему учителей: таким образом, инициатива устройства академии исходила якобы из Москвы. Но никаких прямых свидетельств такого запроса нет: о нем мы знаем лишь со слов самих Лихудов и Досифея, которым, разумеется, такая версия была выгодна107. Более же критическое прочтение источников заставляет в ней усомниться: гораздо вероятнее, что сам Досифей отправил Лихудов в Москву в надежде, что они станут его агентами при царском дворе. Во всяком случае, отсутствие документальных следов официального приглашения братьев со стороны московских властей уже само по себе показательно, хотя, конечно, этого и недостаточно, чтобы полностью исключить возможность такого приглашения.