Поэтому возможность плакать, когда захочется, – огромный дар. Но ещё больший дар – если рядом будет кто-то, кто выслушает ваш плач. Когда на сердце лежит огромный камень; когда кажется, что ниже падать уже некуда; когда всё кончено, а в грядущем нет ни одного просвета; когда ясно, что мы остались совсем одни на белом свете, – если в этот момент мы отыщем руку того, кто нас понимает, и как следует расплачемся, держась за неё, то, пусть даже это ничего не решит, мы вдруг ощутим, как легко становится на душе. Мы почувствуем в себе силы встряхнуться и снова встать. И нас поднимет на ноги осознание того, что мы уже не одиноки: ведь рядом оказался человек, который сумел поплакать вместе с нами.
Тот, кто никогда не плачет, что бы ни происходило, – вот он-то на самом деле и слаб. Всё потому, что такому человеку просто не хватает сил быть слабым. И напротив, истинно сильный человек не станет скрывать собственную слабость. Даже если она обнажится – у него достаточно сил, чтобы с ней справиться. И потому он не стесняется своих слёз.
Конечно, видеть собственное раненое, испуганное эго очень тяжело. Но лишь тогда, когда мы посмотрим на себя со слезами сострадания на глазах, мы сможем принять себя с любовью. Тогда нашему внутреннему ребёнку больше не придется прятаться или убегать, и он обретёт силы на поиски счастья.
Так что, если хочется плакать, – плачьте.
Не дайте прошлому взять верх над настоящим
«Как же я глупо себя вела в прошлом!»
Не раз и не два, оглядываясь назад, я жалела о том, что делала. В эти моменты я расстраивалась и, бывало, ненавидела себя. Однако такого рода сожаление не только болезненно, но и сладко. Всё потому, что рассуждения в сослагательном наклонении на тему «Ах, вот если бы я тогда не ошибся!» манят нас прекрасной мечтой о том, что было бы, если бы мы могли повернуть время вспять.
«Если б только не тот случай, я бы сейчас был гораздо успешнее!» – вот что на самом деле мы скрываем за ширмой из таких сожалений. Мы стремимся восстановить свою пошатнувшуюся самооценку, убеждая себя, мол, если бы не та мелкая ошибка в прошлом, мы бы сейчас были совсем другими. Но в этом случае прошлое становится важнее, чем настоящее и будущее. Поэтому люди, живущие сожалениями о минувшем, кладут на алтарь прошлого своё будущее и настоящее.
Те, кто застрял в мыслях о том, как им хотелось бы изменить что-либо в прошлом, не способны жить сейчас и здесь. Большинство пациентов психотерапевта относится как раз к этому типу людей. Когда начинаешь работать с ними, то кажется, что они живут, надев на себя огромный скафандр, полный горькой памяти о прошлом. Они намертво привязаны к прошлому своими тревогами и страхом. Казалось бы, стоит лишь избавиться от скафандра – и вдохнёшь свежий воздух, ощутишь на лице тёплые солнечные лучи, сможешь повстречать новых людей. Но им не хватает смелости на этот шаг.
Я работала с пациенткой, в жизни которой не было ни одного дня, чтобы её не тиранил жестокий отец. Но однажды она встретила такого же жестокого мужчину – и вышла за него замуж. Нередко дочери отцов-алкоголиков выбирают себе в мужья таких же алкоголиков. Вот это-то и есть люди, которые живут в скафандре, сделанном из их собственного прошлого. А истинная причина, почему подобные ужасные вещи повторяются, словно дурные сны, – это раненый Внутренний ребёнок, который изо всех сил пытается вырасти.
Этот бедный ребёнок пережил нечто болезненное или шокирующее в тот период, когда был абсолютно бессилен перед лицом зла. Теперь он со всей своей болью скрывается в самой глубине нашей души. Его трясёт от ужаса, его развитие застыло. Но всё-таки он хочет избавиться от боли. Внутренний ребёнок провоцирует повторение болезненных ситуаций в надежде, что боль исчезнет или он сможет преодолеть её. Но избавиться от прошлого ему не удаётся, и он лишь воспроизводит травмирующую ситуацию снова и снова.
Поэтому цель психоанализа – помочь тому, кто увяз в своём прошлом так плотно, что не способен шевельнуться, осознать наличие у себя проблемы и решить её. Психоаналитик интерпретирует внутренний мир пациента и помогает ему встретиться со своей проблемой лицом к лицу, помогает её понять и решить – а затем просто ждёт.
Иногда меня спрашивают:
– Ну вот узнаете вы, что там у меня было раньше, и что? Что изменится-то? Моё болезненное прошлое возьмёт от этого и исчезнет?
Резонный вопрос. Пациенту не ясно, какая польза ему будет от понимания, что его тревога и желание сбежать, лишь только он выходит к людям, происходят из детства; что они связаны с теми временами, когда сердитый отец страшно ругал его и наказывал за малейшую ошибку. Конечно же, подобное осознание не может постфактум превратить его жестокого отца в доброго человека. И в конце концов, что сейчас даст тот факт, что наша зависимость от чужого мнения и неумение отказывать напрямую связаны с памятью о том, как нас в детстве отослали из родительского дома к бабушке и дедушке?