– А сумеешь убрать от меня и эту девицу Мармадьюк? – смиренно спросил Эмерсон. – У меня нет времени избавляться от неё, и мне нужно найти какую-нибудь чёртову пишущую машинку.
– Конечно, – согласилась Эвелина. – Предоставь это мне, Рэдклифф.
Разумеется, тем утром я была не единственной, кто чуть ли не дрожал от волнения, предвкушая надвигающиеся события. Даже глаза Эмерсона сияли ярче обычного. Мы, археологи, превосходим обычное человеческое стадо в том, что ценим знания как таковые, но всё-таки мы люди, и мысли о том, что нас может ожидать за запечатанной дверью, могли пробудить даже самое слабое воображение.
Но никаких предвкушений и волнений нельзя было прочесть на лице ожидавшего нас бедного Абдуллы. Огорчение и стыд заставили это лицо вытянуться, и, судя по обескураженным взглядам рабочих, я поняла, что им долго читали нотации о неспособности справляться со своими обязанностями.
Эмерсон не терял времени на лишние обвинения. (Ему редко приходится повторять нравоучения, так как он с самого начала всё высказывает в лицо.) После того, как Эвелина отошла с Давидом в сторону, положив руку ему на плечо, Эмерсон отвёл бригадира в сторону и рассказал ему о наших намерениях.
Лицо Абдуллы прояснилось от подобного свидетельства доверия. Он так забылся, что прервал наставления Эмерсона о молчании.
– Наши губы запечатаны, Отец Проклятий. Мы не подведём тебя снова.
– Это была не твоя вина, Абдулла, – сказала я, похлопывая его по руке.
– Ещё как твоя, – закрыл обсуждение Эмерсон. Он достал часы. – Где остальные? Я не могу их ждать. Пришли ко мне сэра Эдварда, как только он появится, Эвелина, и держи эту утомительную женщину подальше. Остальные пойдут со мной.
И двинулся вверх по лестнице.
По моему настоянию мы прервались на ланч. Воздух сгустился от гипсовой пыли, и гуано летучих мышей от наших движений поднялось в воздух. Дыхание Уолтера стало неровным, и даже сэр Эдвард демонстрировал признаки недомогания. Нефрет я отослала пораньше, несмотря на бурные возражения.
Она подбежала ко мне, когда я спустилась с последней ступеньки.
– Тётя Амелия, ты выглядишь ужасно.
– Правда? Тогда мне лучше немного привести себя в порядок, прежде чем мы примкнём к остальным.
Все воспользовались вёдрами с водой и полотенцами, а затем удалились в тень. Зная, что Эмерсон откажется возвращаться на «Амелию» до наступления темноты, я захватила корзины для пикника, и мы с удовольствием поглощали еду, а тем более напитки. Было интересно наблюдать, как разделилась наша группа. Я присоединилась к Гертруде за переносным столиком, мужчины расселись по разным камням, а дети отправились к Давиду, устроившемуся в яме. Эвелина была с ним; когда она заняла своё место за столом, я увидела у неё в руках блокнот. Я попросила посмотреть, что там, и она передала его мне с лёгкой загадочной улыбкой.
– Даёшь уроки рисования? – спросила я, листая страницы с нарастающим изумлением.
– Скорее, беру. Какой талант у мальчика, Амелия! Конечно, он ничего не знает об условностях западного искусства, но быстро учится – и он даёт мне новое понимание египетского искусства. Уверена, что он мог бы помочь мне с копированием.
– Это подождёт, пока мы не закончим очистку преддверия. – Я бросила предостерегающий взгляд в сторону Гертруды.
Сегодня утром она выглядела не лучшим образом, глаза затуманились, а мысли явно витали в облаках. Поймав мой взгляд, она прочистила горло и нерешительно начала:
– Я думала, миссис Эмерсон, о любезном приглашении мистера Вандергельта. Я хотела бы принять его, но не думаю, что это будет правильно.
– Почему нет? – спросила я, беря второй бутерброд.
– Быть единственной женщиной в доме?
– Подобные старомодные понятия устарели, Гертруда. На дворе двадцатый век. Надеюсь, вы не подозреваете мистера Вандергельта в недостойных намерениях.
– О нет! Только... Мне было бы намного удобнее, если бы миссис Уолтер Эмерсон тоже жила там. Или Нефрет.
Эмерсон закончил есть. И подошёл к нам как раз вовремя, чтобы услышать последние фразы.
– Вы будете в полной безопасности с Вандергельтом, мисс Мармадьюк, – уверил он. – Ты случайно не знаешь, где я могу достать пишущую машинку?
– Если подумать, – ответила я, – она, вероятно, найдётся у Сайруса. Ты же знаешь, как эти американцы помешаны на технике.
– Отлично! – Эмерсон одарил меня одобрительной улыбкой. – Тогда всё решено. Днём вы можете упаковать свои вещи, мисс Мармадьюк, и к вечеру уже находиться в замке. Позже я подойду к вам с рукописью и скажу, что мне требуется. Можете уезжать прямо сейчас. Я прикажу кому-нибудь из рабочих отвезти вас в Луксор. Закончила, Пибоди? Идём, идём.
И умчался прочь, оставив Гертруду сидеть с открытым ртом. Я изложила объяснения, упущенные Эмерсоном – он предполагает, что другие люди думают так же быстро, как мы с ним – и отправила Гертруду вместе с Селимом.
– Как хорошо, что её убрали с дороги, – сказала я Эвелине. – Теперь можем говорить свободно.
Звучный рёв Эмерсона достиг наших ушей. Эвелина засмеялась.