Пруд гиппопотамов

После того, как Эмерсон ушёл, неся рукопись, которую намеревался оставить мисс Мармадьюк, прежде чем идти к могиле, я вернулась в салон. Я осталась в одиночестве: Нефрет и Рамзес были в комнате последнего с Давидом, которому, как я предполагала, давали урок английского, древнееврейского или астрономии, а Эвелина взялась за поднос Уолтера. Я хотела отвлечься, работая над переводом, но слова не задерживались у меня в голове, и в конце концов я сдалась, наблюдая, как луна поднимается над скалами, и стараясь не думать об Эмерсоне.

Я договорилась с Ибрагимом, одним из племянников или двоюродных братьев Абдуллы – трудновато было понять, кто кем кому приходится – что он устроится на небольшом расстоянии от лагеря и немедленно сообщит мне, если что-нибудь случится. (Я не упомянула об этом Эмерсону во избежание возмущённых замечаний о няньках.) После этого мне чуть полегчало, но ненамного. Наши враги были хитры и беспринципны.

Дверь открылась, и вошла Эвелина.

– Если ты работаешь, я не буду тебе мешать, – тихо сказала она.

– Ты – та, кого я больше всего хочу увидеть, – ответила я, удивлённо осознавая, что это правда. – Или, по крайней мере…

– Я понимаю. Бесполезно просить тебя не беспокоиться о нём.

– Нет. Надеюсь, ты не беспокоишься об Уолтере. По-моему, его недомогание банально связано с истощением.

– Он спит, – снисходительно бросила Эвелина. Она села и расправила юбки. Свет лампы окружал ореолом её золотые волосы. – Хотела бы я что-нибудь сделать. Если бы только я была мужчиной!

– Ну, я бы не сказала, что у мужчин имеются все преимущества. Бедные существа, им особенно не хватает определённых интеллектуальных качеств.

Сжатые губы Эвелины раскрылись в улыбке.

– Это не общепринятый взгляд, Амелия. Разве мужчины не должны руководствоваться разумом, а женщины – иррациональными эмоциями?

– Ах, но кто определяет эти взгляды? Мужчины, дорогая моя – мужчины! Берут во внимание одни лишь факты. Я несколько недель пыталась убедить Эмерсона рационально взглянуть на ситуацию, но он не позволяет себе признать факты, а тем более – прийти к логическим выводам из них. Таким, что были бы очевидны для любой женщины.

– Возможно, не для меня, – улыбнулась Эвелина. Казалось, ей стало легче. Теперь руки свободно лежали на коленях, а напряжённые плечи расслабились.

– Ты несправедлива к себе. Не помню, упоминала ли я раньше об этом, Эвелина, но я исключительно высоко ставлю твои способности к рациональному мышлению. Я уверена, что, действуя совместно, мы сможем понять, кто наши враги, и принять решение о наилучшем способе защиты.

– Мои способности, какими бы они ни были (и боюсь, что любовь заставляет оценивать их слишком высоко), в твоём распоряжении, Амелия, милая. Ты уже рассказывала мне вкратце о том, что произошло. Не хочешь ли ещё раз обсудить это в подробностях?

Ей было не очень-то интересно слушать мой рассказ; она надеялась занять мой разум, чтобы я не беспокоилась об Эмерсоне. Но мои слова, вне зависимости от ситуации, не были пустыми комплиментами. Я немедленно приступила к повествованию, начиная с визита мистера Шелмадина. Эвелина слушала молча, и хочу заметить, что было приятно поговорить с кем-то, кто не перебивает тебя каждые тридцать секунд.

Когда я закончила, она вытащила лист чистой бумаги и взяла ручку.

– Мне легче всё держать в голове, когда я записываю. Не возражаешь?

– Ни в коем случае. Я сама иногда так делаю, хотя обнаружила, что моим умственным процессам не всегда удаётся упорядочить подобное разнообразие.

– Твои умственные процессы слишком сложны, – серьёзно согласилась Эвелина. – Давай-ка посмотрим, смогу ли их обобщить я. – Она написала несколько имён. – Это, если я правильно поняла, люди, в чьей честности ты не уверена.

– Очень изящный способ выражаться. Надо добавить ещё одно имя, Эвелина. Я тоже люблю мальчика, но мы не можем полностью очистить его от подозрений.

– Да, конечно. – Твёрдой рукой она добавила имя Давида в список и взяла ещё один лист бумаги. – Давай начнём с предположения – которое кажется мне разумным – что существуют две разные группы воров. Кто есть кто?

К тому времени, когда мы закончили, бумага была полностью исписана и исчёркана.

– Ну, – протянула я с сомнением, – не могу сказать, что мои мысли прояснились.

– Но мы начали. – Говоря, она одновременно указывала ручкой. – Риччетти – глава одной из таких групп. Шелмадин был его человеком. Ужасный старик в Гурнехе – Абд эль Хамед – связан со второй группой. Назовём их А и Б, чтоб было легче различать.

– Легче воспользоваться отличительными именами, – возразила я. – Дай-ка подумать. Нефрет называет Риччетти «Человеком-Гиппопотамом», и, несомненно, у него существует определённое сходство с этим зверем. Предположим, мы назовём его банду Гиппопотамами, а другую – Шакалами.

Эвелина засмеялась.

– Это, безусловно, отличительные имена. Тогда мы можем предположить, что Абд эль Хамед – Шакал. Ненависть к человеку, искалечившему его руки, должна быть невероятной. И если это так, то Давид... О, Амелия, я не могу поверить, что мальчик предаст тебя. Любого из вас!