Пруд гиппопотамов

– Как она выглядела? – Голос Эмерсона был нежным и ободряющим. Он предусмотрительно воздерживался от того, чтобы бросить на меня взгляд. Я оценила это.

– Она носила чёрное покрывало и вуаль, но не была египтянкой. Нет! Я не могу объяснить, как я знал, они говорили тихо и вдали от меня, я не слышал слов; но они говорили не по-арабски – есть разница в том, как слова поднимаются и опускаются. И она шагала, как мужчина. – Он чуть не задыхался от волнения, его глаза сияли. – Это поможет? Ты знаешь её? Это та самая?

– Это поможет, – кивнул Эмерсон. – Это может быть ключом, который нам нужен. Спасибо, сын мой.

– Мне следовало догадаться, что здесь будет замешана женщина, – заметила я спустя некоторое время после того, как усталость, наконец, заставила нас разойтись.

– Это, – сказал Эмерсон, швыряя рубашку на пол, – было явно неуместным замечанием, Пибоди. После того, как я вежливо избегал указывать, что именно ты, из всех людей, должна была понять…

– Да, дорогой, и я ценю твоё терпение. Тем не менее, ты не можешь отрицать, что мы опять столкнулись с женщиной. Это третий – или четвёртый? – раз подряд. Я не могу избавиться от...

Брызгаясь в умывальнике, Эмерсон не подозревал о моей неспособности закончить предложение. Когда он повернулся (уронив полотенце на пол), его лицо было серьёзным.

– Это важный факт, но его недостаточно. Мы знаем, что таинственная женщина – не Мармадьюк; она была с нами на дахабии. Кто это, чёрт побери? И не уверяй меня, что сэр Эдвард – замаскированная женщина.

– Нет, в его мужественности не может быть никаких сомнений. – Глаза Эмерсона сузились, и я поспешила дальше: – Должно быть, она туристка или притворяется таковой. Завтра мы продолжим расследование.

– Я молил Бога, чтобы это случилось сегодня вечером. – Он сел на край кровати и закрыл лицо руками. – Прости меня, Пибоди. Я пытаюсь храбриться – ты, я знаю, волнуешься не меньше меня – но мысли о девочке, заключённой в тюрьму, подвергающейся угрозам, одержимой страхом... С тем же успехом я могу поехать в Луксор. Я не смогу уснуть.

Я села рядом с ним и обняла его за плечи.

– Ты ничего не можешь сделать сегодня, Эмерсон. Управляющие отелей не позволят тебе вытащить постояльцев из постелей и реветь на них. Ты должен отдохнуть, дорогой, иначе Нефрет от тебя не будет никакого толку. Давай, ложись.

– Я не усну, – пробормотал Эмерсон.

Я знала, что уснёт. Я добавила несколько капель лауданума в его кофе.

Но не себе. Я легла рядом с ним, но вскоре после того, как его глубокое дыхание заверило меня, что он спит, я уставилась в темноту, пытаясь думать не о Нефрет – потому что не могла этого вынести – но о путях её розыска.

Фрагменты мозаики укладывались на места. Побег Давида, значение богини-гиппопотама, странное поведение Гертруды Мармадьюк... Я не говорила Эмерсону; жестоко возродить надежды, которые могут быть разбиты. И, кроме того, он бы сообщил мне: «Эта теория, Пибоди, даже более фантастична, чем твои обычные теории, и это говорит о многом!»

И был бы прав. Более того, не имелось никакой гарантии, что моя подозреваемая продолжит играть свою роль. Возможно, она уже скрылась вместе с пленницей и сообщницей.

Я не надеялась, что мне удастся, но уснула. Когда я проснулась, из окна струился холодный рассвет. И первое, что увидели мои сонные глаза – златоволосая девушка, сидевшая, скрестив ноги, на полу рядом с кроватью.

15. НЕ СУЩЕСТВУЕТ НЕРАЗРЕШИМЫХ ТАЙН – ВСЁ ЗАВИСИТ ОТ ТОГО, СКОЛЬКО ВРЕМЕНИ И ЭНЕРГИИ ЧЕЛОВЕК ГОТОВ ПОТРАТИТЬ НА НИХ

– Я ударила её ночным горшком, – сказала Нефрет.

Это были не первые её слова, но первые, которые я хорошо запомнила, пребывая в радостном замешательстве. Пришлось ущипнуть себя; только дотронувшись до неё, я смогла поверить, что она настоящая, а не фантазия, возникшая из-за страха и надежды. Затем я разбудила остальных, и Эмерсону пришлось напомнить, чтобы он надел брюки, а я тем временем известила Нефрет о безопасном возвращении Рамзеса – хотя она уже знала об этом, поскольку первое, что сделала по возвращении – заглянула в его комнату. По крайней мере, так она сказала. И поэтому, конечно, не удивилась, заглянув к нему снова, но лицо Рамзеса, когда он узрел её, было зрелищем, которое я запомню надолго. Не помню, чтобы я когда-нибудь видела это флегматичное лицо таким беззащитным.

Однако некое огорчение смешалось с радостью после того, как мы собрались на верхней палубе, и Нефрет начала свою историю.

– Ты убежала без посторонней помощи? – спросил Рамзес. – Ты не нуждалась в спасении?

– От мисс Мармадьюк? – фыркнула Нефрет. – Она приняла меня за глупую, беспомощную, цивилизованную девушку, и я старалась, как могла, чтобы подтвердить это мнение. Тебе пришлось бы стыдиться за меня, тётя Амелия, если бы ты слышала, как я притворяюсь, что верю всей лжи, которую она на меня обрушила.