С воплем, почти таким же пронзительным, как крик О’Коннелла, Эвелина опустошила магазин револьвера. Перепрыгнув через Давида, она вытащила Уолтера из-под упавшего тела врага и подняла его голову.
Я редко теряю способность действовать из-за явного удивления. Но в данном случае именно это и произошло. Впрочем, необходимость действовать миновала. Дверь внизу уступила, и наши спасатели ворвались в дом. Давид сидел, глаза Уолтера были открыты, а гигант, несомненно, был мёртв. Эвелина – моя нежная Эвелина! – выстрелила ему в грудь четыре раза подряд.
По лестнице загрохотали шаги, и комната наполнилась людьми.
– Благодарение Богу и всем святым! – воскликнул Кевин. – Мы слышали стрельбу и боялись худшего.
Я вернула свой нож в ножны.
– Как видите, джентльмены, мы вполне владеем положением. Однако всё равно благодарны вам за помощь.
– Мой дорогой! – закричала Эвелина. – Вы спасли его, он не пострадал. Но, Боже мой, ты ранен!
– Ерунда, – пробормотал Уолтер. – Но ты, дорогая, ты ранена?
– Нет, любимый!
– Любимая!
– Хорошо, хорошо, – донёсся голос из дверного проёма. – Кажется, я прибыл как раз вовремя для тошнотворно-сентиментальной беседы. Что ты тут устроила, Пибоди?
– Эмерсон! – Я бросилась в его объятия. – О, Эмерсон, ты в безопасности! Любимый…
– Пожалуйста, Пибоди, пощади меня и избавь от ещё одного публичного проявления сентиментальности. Судя по тому, с какой скоростью ты передвигаешься, могу предположить, что ты не ранена. – Он мягко отодвинул меня в сторону и опустился на колени возле брата.
– Это всего лишь царапина, – заверил его Уолтер.
– Господь всемогущий, – вздохнул Эмерсон, – какой идиотизм. Ты явно читал слишком много романов. – Он снял с Уолтера куртку. – Хм-м. Не так уж плохо. Перестань сидеть и завывать, Эвелина, разорви какую-нибудь одежду или что-либо ещё и перевяжи ему руку. – Его рука сомкнулась на руке Уолтера, и они обменялись долгими взглядами, прежде чем Эмерсон встал.
– Рамзес в безопасности, Эмерсон, – сказала я.
– Я знаю. – Он колебался на мгновение. – Прости, Пибоди. Никаких следов Нефрет. Не волнуйся, я только начал расспросы, и не верю, что ситуация столь же отчаянная, как эта. И кстати: ты оказалась достаточно небрежна, чтобы позволить этому ублюдку Риччетти уйти?
Я знала, что подшучивание Эмерсона было всего лишь его способом скрыть своё собственное беспокойство, чтобы уменьшить моё. Я собиралась ответить тем же, но тут один из заинтересованных наблюдателей прочистил горло:
– Простите, профессор. Не могли бы вы сейчас сделать для нас заявление?
Кевин О’Коннелл пригнулся за Даудом, и Эмерсон с рычанием повернулся к «Таймс».
– Я потерял дар речи, – объяснял Эмерсон, – зайдя в бар в отеле «Луксор» и увидев, как пухлый голландец в красной феске угощает моего сына бренди.
– Не понимаю, при чём тут феска, – заметила я. – Я бы не рекомендовала бренди как противоядие для опия, но, похоже, оно оказалось эффективным.
Мои глаза постоянно возвращались к Рамзесу. Я уложила его в постель, смыла с него грязь и заменила грязную одежду чистой. За исключением избитого лица, он выглядел вполне нормально. Однако я чувствовала некую необходимость продолжать смотреть на него.
Эмерсон тоже смотрел на синяки. Большинство из них могли быть нанесены огромной рукой, зажавшей Рамзесу рот. Большинство, но не все.
– Риччетти бил тебя, Рамзес? – спросил Эмерсон.
– Нет, сэр. Но синьор Риччетти, – критически ответил Рамзес, – невоспитанный человек. Он постоянно перебивал меня. Мы разговаривали всего несколько минут, когда он вышел из себя и сказал очень большому человеку... если я правильно помню его точные слова – «научить парня придерживать язык».
– Значит, тебя ударил гигант? – Эмерсон улыбнулся мне. – Ты лишила меня удовольствия сквитаться, Пибоди. Очевидно, это тот самый, которого ты убила.
– Его убила Эвелина, а не я.
Эмерсон искоса посмотрел на свою невестку. Одна рука в руке Уолтера, другая лежала на голове Давида, сидевшего у её ног – само воплощение благовоспитанной английской леди безупречного происхождения.
– Вот как, – пробормотал Эмерсон. – Поверить не могу. Что ж, жизнь полна сюрпризов.
Я, конечно, удивилась, когда обнаружила, что Рамзес пил бренди с голландцем в баре «Луксора». Когда мы, направляясь к реке, по пути зашли в бар забрать мальчишку, он был изрядно пьян (и пытался, довольно бессвязно, убедить доброжелательного джентльмена позволить ему следовать за спасателями). К тому времени, когда мы причалили к «Амелии», свежий воздух помог ему протрезветь, но Эмерсон настоял на том, чтобы отнести его в комнату. Я немедленно послала Дауда за Абдуллой, а остальные собрались вокруг кровати Рамзеса, и вскоре к нам присоединился Сайрус Вандергельт. Я оставила дверь открытой, так как Эмерсон курил трубку, а Сайрус зажёг одну из своих любимых чёрных сигарок.
Тихий и безмолвный, одетый в белое и окутанный дымом, Абдулла появился в дверях, как призрак. Давид медленно встал. Долгое время ни один не двигался. Затем Абдулла протянул руки, и мальчик бросился в его объятия.