– Э-э… гррр, – замялся Эмерсон, хмуро уставившись на меня, как будто я виновата в том, что он использовал язык, который не должна слышать ни одна юная леди. Он действительно старался, бедняга, но его не случайно называли «Отец Проклятий», а старые привычки трудно сломать. Я более-менее перестала ворчать по этому поводу. По-видимому, это не беспокоило Нефрет, чей нубийский словарь включал в себя ряд слов, которые я никогда не просила перевести.
– Это прекрасно, – сказала я, изучая фотографию и размышляя о том, что в ней было такого странного. Я видела статуэтку несколько раз, потому что она находилась в Британском музее. Но никогда прежде это не затрагивало меня так, как сейчас. Нахмурившись, я продолжила: – Кажется, мистер Бадж не покупал её для музея до 1891 года. Если бы ты знал об этом раньше, то мог бы отказаться от своих принципов на один-единственный раз. Такой подарок вполне покорил бы моё сердце.
– Если твоим заявлениям можно поверить, твоё сердце уже завоёвано, – холодно процедил мой муж. – Ты знаешь, как я отношусь к покупкам у дельцов, Амелия. Твои принципы более эластичны, поэтому я никогда даже не упоминал о статуэтке. И потом…
Он замолчал.
– Что потом, Эмерсон?
– Он запросил слишком много.
Прямой, откровенный характер Эмерсона мешает ему лгать мне. Выражение его лица в тот момент полностью выдавало его – смесь стеснительности и попытки безразличия. Он что-то скрывал.
Рамзес (чёрт бы побрал этого ребёнка!) был абсолютно прав. Анализ Эмерсона проливал новый свет на запутанную историю Семнадцатой династии и завоевал признание, когда был опубликован несколько лет спустя, но не помогал определить точное местоположение захоронения, о котором мы говорили. Эмерсон не говорил бы так уверенно, если не обладал иными сведениями, которыми не поделился с нами.
И получить эти сведения он мог из единственного источника. Мне следовало бы устыдиться за то, что я подозревала Эмерсона в обмане, но он уже не в первый раз позволял себе подобное. Предположим, подумала я, мистер Шелмадин оправился от приступов и смог общаться с Эмерсоном до того, как его оглушили? Если так, единственной причиной, по которой Эмерсон скрывал правду – её знание поставило бы меня под угрозу. (По крайней мере, так всегда заявлял Эмерсон.) А следствие – обратите внимание на мои рассуждения, Читатель – заключалось в том, что это в равной степени поставит под угрозу и самого Эмерсона.
Я отбросила мрачное предчувствие, навеянное этими мыслями. У меня не было доказательств их правдивости. В противном случае я бы так или иначе добилась ответа от Эмерсона.
Рамзес изучал фотографии статуи Тетишери с обычной сосредоточенностью. Затем посмотрел прямо на Нефрет. Она отвернулась, и когда взгляд Рамзеса переместился с её тонкого профиля на фотографию и снова на Нефрет, я тоже увидела это.
Ерунда, сказала я себе. Сходство совершенно случайно. Все молодые женщины определённого типа очень похожи друг на друга. Зрелость ещё не наложила на их черты печать характера. У тысяч девушек имеются нежные заострённые подбородки и округлые щёки.
Остаток путешествия прошёл без происшествий, за исключением одного случая, когда Эмерсон скрылся от меня, и затем я обнаружила его на нижней палубе с Хасаном и прочей командой. Собравшиеся рассказывали грубые истории и курили гашиш. По крайней мере, команда курила гашиш. А Эмерсон – трубку. У меня не было причин сомневаться в его утверждении, что он не курил ничего, кроме табака.
Если я не упомянула мисс Мармадьюк (что соответствует истине), то лишь потому, что она первые несколько дней провела в своей каюте, страдая, как утверждала, от лёгкой простуды. Такие страдания – обычное явление для новичков, поэтому, за исключением тех ежедневных посещений, когда я передавала лекарства и осведомлялась о её состоянии, я уважила её просьбу – оставить её в покое. Я надеялась, что не ошиблась, наняв такую слабую женщину и, к тому же, похоже, испытывающую недостаток той ясности ума, которую я от неё ожидала. Я была готова смириться со слабыми неприятными запахами, исходившими из её комнаты – причиной являлась не болезнь, а травы или благовония, которые, как я предполагала, имели отношение к медицине – но постоянное упоминание молитвы и медитации как средств восстановления здоровья заставило меня предупредить её, чтобы она не повторяла эти фразы при Эмерсоне. Он верит, что Бог помогает тем, кто помогает себе – или, осмелюсь предположить, верил бы, если бы верил хоть в какого-то бога.
Будь то молитва, благовония, мои лекарства, или просто целительное действие времени, но мисс Мармадьюк вернулась в мир, явив нашим взорам значительное улучшение как внешности, так и поведения. В тот вечер за ужином я немало удивилась, увидев её в платье цвета листвы, которое польстило желтоватому цвету её лица и продемонстрировало фигуру более стройную, чем я ожидала. Впервые с тех пор, как я встретила её, она выглядела такой же молодой, как утверждала – слегка за двадцать, если придерживаться точности.
Когда я отпустила комплимент её платью, она потупила глаза.