Пруд гиппопотамов

Когда победитель уходит, мелкие людишки разбивают его завоевания на осколки и делят их между собой. Вспомните, например, события после смерти Александра Македонского, когда его генералы превратили империю без правителя в собственные королевства. Возможно, нелепо сравнивать Александра с Сети, нашим великим и злобным противником, но у них было много общего: беспощадность, интеллект и, прежде всего, неопределимое, но мощное качество, называемое харизмой[84]. Как и империя Александра, монополия Сети в незаконной торговле древностями в Египте зависела только от его способностей. Как и у Александра, его империя осталась без лидера – и теперь в небе парили падальщики.

Риччетти являлся одним из них. Его уход от дел десять или более лет назад, вполне вероятно, не был добровольным. Нет, не добровольным, подумала я; его изгнал Сети, а теперь и самого Сети убрали со сцены. Была ли «мисс Мармадьюк» наёмницей Риччетти или конкуренткой? Сколько других появилось после сражения в гробнице[85]? И кто из них – те самые, «намеревающиеся помочь вам, если это будет в их силах»? Это заявление Риччетти должно было подразумевать, что он тоже принадлежит к желающим помочь, но, конечно, ему не следовало безоговорочно верить. Честность не принадлежит к наиболее ярким чертам преступного характера.

Смерть Сети не освободила нас от опасности. А наоборот, увеличила число наших врагов. Бесконечная война Эмерсона (и моя) с незаконной торговлей древностями сосредоточила на нас всю ярость мошенников-торговцев, и если бы могила, которую мы искали, оказалась действительно неизвестной и не разграбленной, каждый вор в Египте попытался бы всеми возможными способами добраться до неё раньше, чем мы.

Естественно, я не собиралась обсуждать эти интересные мысли с Эмерсоном. Он, конечно, пришёл к такому же выводу; но, будучи Эмерсоном, решил игнорировать опасность, и намерен идти вперёд, пока кто-нибудь не швырнёт в него камень. Как обычно, мне придётся принимать меры предосторожности, от которых отказался Эмерсон: охранять его и детей, постоянно быть начеку и подозревать всех подряд. Что ж, пусть так. Я готова. Я положила голову на плечо моего неосмотрительного мужа и погрузилась в сладкий сон без сновидений.

К полудню десятого дня лодка обогнула изгиб реки, и мы увидели раскинувшуюся перед нами величественную панораму Фив. На Восточном берегу колонны и пилоны храмов Луксора и Карнака светились в лучах заходящего солнца. На западе вал утёсов окружал ярко-зелёные поля и граничившую с ними пустыню.

Нашим пунктом назначения был Западный берег, и когда дахабия маневрировала по направлению к земле, мы все столпились у перил. Мисс Мармадьюк не смогла влезть в мои брюки, хотя я и предложила ей. (Поскольку на самом деле оказалась намного шире в определённом регионе, чем выглядела.) Выполняя – как она объяснила с ненужным многословием – мои пожелания, она надела прогулочную юбку, достаточно короткую, чтобы демонстрировать аккуратно обутые ноги, а также блузку с длинными рукавами и пробковый шлем. Талию обозначал широкий кожаный ремень. Она выглядела довольно презентабельно, но ни один мужской взгляд не задерживался на ней в присутствии Нефрет. Я заказала для девочки костюмы, схожие с моими: брюки и куртки из фланели и саржи с множеством полезных карманов. Ансамбль дополняли крепкие маленькие ботинки, рубашка и аккуратно завязанный галстук, а также традиционный пробковый шлем. Её волосы были заколоты на затылке, но она совсем не выглядела симпатичным мальчиком.

Первым, кого мы увидели, был Абдулла. Он со всей командой приехал на поезде ещё на прошлой неделе, и я не сомневалась, что он заставил людей высматривать наше прибытие, чтобы оказаться под рукой, когда мы начнём пришвартовываться. Все прибывшие жили в Гурнехе. У Абдуллы в деревне имелись бесчисленные друзья и родственники, а сама деревня располагалась в удобной близости к области, где мы собирались работать.

Когда встречавшие поднялись на борт, мы направились в салон для беседы и угощения – виски и содовая для нас, сплетни для остальных, так как законы Рамадана все ещё действовали. Абдулла, величественный, как библейский патриарх, уселся в резное кресло. Другие – Дауд, племянник Абдуллы, его сыновья Али, Хасан и Селим – удобно расположились на полу, а Рамзес сел рядом с Селимом, который в один незабываемый сезон оказался его близким компаньоном (то есть соучастником преступления)[86]. Хотя Селим был всего на несколько лет старше Рамзеса, теперь он стал женатым мужчиной, отцом растущей семьи. Но при этом сохранил ребяческую joie de vivre[87] и вскоре завязал оживлённую беседу с Рамзесом.

– Всё в порядке, Эмерсон, – сказал Абдулла. – Мы закупили заказанные тобой материалы и сообщили, что ты будешь нанимать рабочих. Сказать им, чтобы приходили завтра?