Пруд гиппопотамов

Он осторожно отложил её и снова полез в дыру. Сложенные предметы: часть тонко вырезанной деревянной ушебти, в королевском головном уборе, но без надписей; скарабей в сердце из зелёного полевого шпата; ещё несколько ушебти из глазурованного голубого фаянса; горсть бирюзовых и золотых бусин, аккуратно завёрнутых в ткань, – и маленькая статуя высотой в десять дюймов, выглядевшая странно знакомой.

– Тетишери! – воскликнула я. – Значит, была пара статуй. Или три.

– Скорее всего, целый хор. Это одна из копий Хамеда, Пибоди. Интересно, сколько ещё он сделал, прежде чем распорядился оригиналом? – Эмерсон поднялся на ноги и передал статуэтку Абдулле, который сунул её за отворот халата.

– Ты не собираешься… м-м… конфисковать другие древности? – спросила я.

– Сейчас они мне не нужны. Мне нужен Хамед. Куда, чёрт побери, мог деваться этот ублюдок? Я обыщу каждый запертый дом в проклятой деревне, если придётся, но должен быть более лёгкий способ найти его. Возможно, если я расспрошу дам…

– Они могут бояться его слишком сильно, чтобы предать, Эмерсон. Но эта девушка – она ​​такая молодая, почти ребёнок. Разве мы не можем её забрать?

– Я сомневаюсь, что она пойдёт с нами, Пибоди. О, я разделяю твоё отвращение к здешним обычаям, но если тобой овладело реформаторское настроение, можешь начать поближе к дому. Законы цивилизованной Англии разрешают женщинам вступать в брак в возрасте двенадцати лет.

На этот раз мои хорошо отточенные инстинкты и понимание женской психологии оказались ошибочными. Дамы с радостью шли нам навстречу. Они отвечали на вопросы Эмерсона закатыванием глаз и пожиманием плеч, но старшая – как будто случайно – непринуждённо упомянула, что Хамед недавно в третий раз вступил в брак.

– А, – кивнул Эмерсон. – У неё есть свой дом? Она должна быть жемчужиной красоты, чтобы заслужить отдельное жилище, или богатой вдовой. Скорее всего, последнее. Хамед любит деньги даже больше, чем... м-м. Мархаба, ситт; Аллах исаббехум билхейр[137].

Когда мы вышли из комнаты, я увидела, как девушка подползла поближе к старухе, которая обняла её по-матерински. Полигамия – это порочный неестественный обычай, который я никогда не пойму и не одобрю; но нежный росток любви может вырасти даже из кучи компоста. Я задавалась вопросом, не было ли предательство пожилой женщины вызвано ревностью – не из-за непритязательной персоны Хамеда, а из-за внимания, которое он уделял своей новой жене.

Наше присутствие и шумные действия Эмерсона привлекли зрителей. Большинство из них были обычными любопытными бездельниками всех возрастов и полов (а также видов), но, увидев несколько уродливых лиц в толпе, я тихо сказала Абдулле:

– Не пойти ли нам за подкреплением?

С ножом в руке, держа другую руку у отворота халата, Абдулла удивлённо посмотрел на меня:

– Нет, Ситт, зачем?

Он показал жестом, чтобы я шла перед ним. Я крепче сжала свой зонтик и последовала за Эмерсоном.

Один из зевак с радостью ответил на наши вопросы. Дом стоял недалеко. Это было довольно элегантное заведение, больше по размерам и в лучшем состоянии, чем у большинства соседей. Очень старую дверь украшала чудесная резьба. Эмерсон с трудом удержался от того, чтоб открыть её пинком. Но стучать не стал.

Черты женщины, сидевшей со скрещёнными ногами на диване напротив, являли собой смесь разных рас, которую можно найти в Египте, особенно на юге, и объединялись в необычайный и поразительный узор: полные губы и высокие скулы, широко расставленные глаза, более зелёные, чем орешник, выступающий нос, как у римского полководца. Её кожа была тёмно-коричневой и гладкой, как бархат.

Смерив меня безразличным взглядом, она перевела взор на Эмерсона, изучила его с ног до головы и с головы до ног, и её губы раздвинулись в улыбке. Она явно ожидала гостей, потому что была одета в лучшие наряды. Серебро свисало с её ушей и бровей и звякнуло на запястье, когда она поднесла сигарету к губам.

Эмерсон начал:

– Салам алейкум… э-э…

Она перебила его, жестикулируя сигаретой.

– Меня зовут Лейла, Отец Проклятий. Он там.

– Там? – глупо повторил Эмерсон. Он не ожидал такой готовности к сотрудничеству.

– Прячется в углу, как ласка, – последовал презрительный ответ. – Ты скоро его найдёшь, так почему бы мне не сказать тебе правду, пока ты не разрушил мой бедный дом?

– Очень разумно, – одобрил Эмерсон. И погрузился в занавеску, на которую она указала. Вопль объявил об обнаружении Хамеда. Эмерсон вернулся, таща его за шиворот.

Женщина слезла с дивана и пошла за ним к двери.

– Если бы ты навестил меня, Отец Проклятий, для тебя я снизила бы цену до…

– О Боже! – воскликнула я. – Это уж слишком, мисс… мадам…

– Выбрось из головы, Пибоди, – буркнул Эмерсон. – Провалиться мне на этом месте, ты думаешь, что я в настроении для... Даже если бы я согласился, чего никогда бы не случилось... Чёртовы бабы, с ними голову потеряешь!