Пруд гиппопотамов

– Я не корчусь, – возразил Рамзес слабо, но с негодованием. – Это был непроизвольный физический рефлекс. И позволь мне сказать, мама, что я возражаю против определения «счастливее». Наблюдая за вспышкой света, отразившейся от лезвия ножа, я смог…

– Помолчи, Рамзес.

– Во всяком случае, он может говорить, – издал Эмерсон глубокий вздох облегчения. – Что, чёрт возьми, здесь произошло?

– Мальчишка прокрался и попытался напасть на неё! – закричала Гертруда. – Я услышала её крик и сразу же побежала, но он, должно быть, вылез из окна раньше, чем я успела…

– Ложь, – перебила Нефрет. – Это был не Давид.

– Было темно! – Голос Гертруды поднялся чуть ли не до истерического визга. – Как ты могла видеть, кто это был? А я видела его силуэт у окна.

– Вы видели Рамзеса, – ответила Нефрет. – Он был первым, кто откликнулся на мой призыв о помощи. Человек, который... Человек отпустил меня и побежал к окну. Рамзес бросился за ним. – Её руки продолжали механически двигаться, отрывая полоски от простыни, но сама она не уступала бледностью своей ночной рубашке, а голос предательски прерывался.

– Так всё и было, милая, – кивнула я. – Эмерсон…

Он заключил её в отеческие объятия.

– Мы разберёмся с этим завтра, – прошептал он, неуклюже поглаживая светлую головку, упавшую ему на грудь. Руки Эмерсона, как я помнила, никогда не были неуклюжими. Их заставил дрожать гнев.

Ледяным тоном он продолжил:

– Мисс Мармадьюк, возвращайтесь к себе комнату. Я поговорю с вами позже. Нефрет, тётя Амелия отведёт тебя в нашу комнату, как только закончит с Рамзесом. Ему лучше остаться здесь. Я останусь с ним. Давид...

– Это был не Давид. – Глаза Рамзеса были полузакрыты, но он оставался в достаточном сознании, чтобы услышать, как ожесточился голос отца, когда произнёс имя мальчика. – Он просто последовал за мной, когда я выбегал из нашей комнаты. Человек был крупнее и сильнее Давида, хотя оделся так же. Кто-то пытается...

– Ты высказал своё мнение, Рамзес, – перебил Эмерсон. По-прежнему обнимая Нефрет, он подвёл её к подножию кровати и встал, глядя на сына. – Ну, Пибоди?

– Теперь можешь положить его на кровать, – сказала я, завязывая аккуратный узел. – Осторожно.

Завершив операцию, я накрыла Рамзеса и вытерла пот с его лица. Я считала, что он спит или лежит без сознания, но следовало помнить, что Рамзес вечно будет настаивать на том, чтобы оставить последнее слово за собой. Его губы приоткрылись.

– Теперь ты сможешь сохранить свою незапятнанную репутацию перед тётей Эвелиной. Когда она приедет, ты покажешь ей... настоящую...

Он бы и дальше продолжал, если бы не потерял сознание. Оставив Эмерсона застывшим в молчании у постели и заметив, что Давид обосновался в углу с выражением, говорящим мне, что выставить его отсюда удастся только силком, я обняла Нефрет и повела её в нашу комнату.

Не оставалось никаких сомнений: у Рамзеса появлялось чувство юмора. По моему мнению – чертовски странное чувство юмора.

7. МЯГКИЙ ГОЛОС ОТЦА ПРОКЛЯТИЙ ПОДОБЕН РЫЧАНИЮ РАЗЪЯРЁННОГО ЛЬВА

Наутро Эмерсон проснулся раньше меня. Он пытался двигаться тихо, но это ему не удаётся; меня разбудило приглушённое ругательство, и, открыв глаза, я увидела Эмерсона, стоявшего на одной ноге, как аист, и державшего чулок в руках. Я решила, что он ударился ногой о каркас кровати, так как невнятные слова были адресованы именно этому предмету мебели.

Мне хватило света, чтобы увидеть знакомые черты.

– И куда ты собрался отправляться в такую рань? – спросила я, хотя и без того знала ответ.

– Тысяча чертей, – прошипел Эмерсон тем тоном, который он наивно считает шёпотом. – Я не хотел тебя будить, Пибоди.

– Тогда нечего спотыкаться в тёмной комнате, разыскивая чулки. – Он не ответил на мой вопрос, поэтому я спросила снова: – Куда ты собираешься?

– На укрепляющую утреннюю прогулку. – Эмерсон сел и стал натягивать ботинки.

– Отличная мысль. Я присоединяюсь к тебе.

Нефрет ещё спала, положив руку под щёку. Я соскользнула с кровати и пошла за ширму одеваться. Гораздо быстрее, чем обычно, потому что боялась, что муж попытается уйти без меня, но когда я вышла, то увидела, что он стоит у кровати.

– С ней всё будет в порядке? – спросил он с тревогой.

– О да. Молодые обладают удивительной способностью к восстановлению сил, и она не пострадала, а только испугалась.

– Ты уверена?

– Да, дорогой. Парень едва коснулся её. Кажется, она больше переживала за Рамзеса, чем за себя. Как он?

– Если бы существовала какая-то причина для беспокойства, я бы сразу сказал тебе, – ответил Эмерсон. – С ним Селим.

– Селим? Но его здесь не было, ведь он...

– Не так громко, Пибоди. Ты её разбудишь.

– Я проснулась. – Голубые глаза, чей цвет теперь чётко различался в усилившемся потоке света, открылись. – Как Рамзес?

– Как я уже говорил твоей тёте Амелии – крепко спит, без признаков лихорадки.

– Вы куда-то идёте, да? – Она вылезла из постели, в спешке показав часть длинных стройных ножек. – Я посижу с Рамзесом.