Пруд гиппопотамов

Гертруда сидела за столом, ломая голову над последними заметками. (Почерк Эмерсона, даже когда он не использует камень в качестве письменного стола, трудно расшифровать.) Обе кошки растянулись на солнце поблизости, демонстративно игнорируя Гертруду. Нет существа, более способного проявить деликатную грубость, чем кошка, и Бастет старалась изо всех сил грубить Гертруде, несмотря на попытки дамы подкупить её клочками пищи и неуместными комплиментами. Я предупредила Гертруду, чтобы она не называла Бастет «милой киской» и «лапочкой», но она продолжала использовать эти прозвища, к глубокому отвращению Бастет. Правда, никто, даже Гертруда, не стал бы называть «милой киской» Анубиса.

Я представила Гертруду, и кошки в очередной раз подчеркнули оскорбление, подойдя поприветствовать Уолтера и Эвелину.

– Они явно выглядят лучше, – заметила Эвелина, поглаживая Бастет, пока кошка тёрлась о её лодыжки, а Анубис одобрил Уолтера, царапая его ботинки.

– Она позволяет Анубису подойти к ней на пять футов и не плюётся, – ответила я. – Своего рода прогресс, можно сказать.

Наши рабочие, хоть и были трудолюбивы, но не стали возражать против небольшого перерыва. Они собрались вокруг. Я представила каждого по имени, и Эвелина улыбнулась им со своей обычной добротой. Уолтер помнил кое-кого постарше, хотя и не видел их много лет. Особенную радость он проявил при встрече Абдуллой, тряся его руку и обращаясь к нему по-арабски.

– Мне понадобится время, чтобы восстановить прежнюю беглость, – добавил он со смехом. – Я слишком долго изучал мёртвые языки, Абдулла.

– Хорошо, что ты вернулся, – серьёзно ответил Абдулла. – И ситт, твоя жена.

Он удалился, когда появился Рамзес, тянувший за собой неохотно плетущегося Давида. Нельзя сказать, что Давид был в дружеских отношениях со своим дедом; мальчик намного лучше ладил с остальными, особенно с дружелюбным, добродушным кузеном Даудом. Но я знала, что ему не причинит вреда орлиный присмотр Абдуллы.

Его внешний вид заметно улучшился с тех пор, как он пришёл к нам. Большинство ран и порезов зажили. Я подстригла ему волосы и убедила его мыться чаще, чем он считал необходимым. Однако в целом изменения были относительными, и он по-прежнему выглядел довольно трогательно, поскольку лицо Эвелины смягчилось материнской жалостью. Однако она была достаточно мудра, чтобы воздержаться от демонстрации своей жалости. А вместо этого сказала:

– Мне очень приятно с тобой познакомиться, Давид. Если ты друг Рамзеса, то и мой друг.

– Мы кровные братья, – провозгласил Рамзес.

– В самом деле? – воскликнула я. – Чёрт побери, Рамзес...

– Потребовалось совсем небольшое количество жизненно важной жидкости, – перебил Рамзес. И толкнул Давида локтем, очевидно, напоминая ему, что он должен сказать.

Мальчик подпрыгнул. И уставился на Эвелину.

– Добрый день. – Он произносил каждое слово медленно и осторожно. Рамзес одобрительно кивнул, и Давид продолжил: – У вас лицо Ситт Мириам из книги. Она красивая. Она держится... держит? – Он посмотрел на Рамзеса, который был слишком поражён, чтобы подсказать. – Держит, – повторил Давид, – дитя. И так смотрит на него. Добрый день.

Ситт Мириам – это имя, данное египетскими христианами Богородице. Маленькая речь удивила меня не меньше, чем Рамзеса. Я не знала, насколько Эвелина поняла её, но она была явно взволнована. И порывисто протянула руку. Давид взял её и, после минутного колебания, энергично встряхнул.

– Добрый день. Мне очень приятно с вами познакомиться.

Рамзес отвёл его в сторону.

– Господи Всеблагий, – произнёс Эмерсон, глядя им вслед. – Среди нас, кажется, появился льстец. Интересно, какую часть этой изящной речи продиктовал ему Рамзес?

– Думаю, очень малую, – ответила я. – Рамзес не преуспевает в красивых речах.

– Хм-м, – отреагировал Эмерсон. – Ну, Амелия, если ты закончила с любезностями, я хотел бы возобновить работу.

Все последовали за ним к нижней части склона, и как раз вовремя, чтобы увидеть, как корзина опускается в руки Селима, который ухватил её с небольшого расстояния и опорожнил на растущую кучу каменных обломков.

– Часть мусора? – спросил Уолтер. – Похоже, что он лишён артефактов; почему бы тебе просто не сбросить его через край?

– Ты, кажется, забыл мои правила, – довольно резко Эмерсон. – Мы пока мало что нашли, но это не оправдывает небрежную технику раскопок. С вашего разрешения, я поднимусь.

Уолтер привык к манерам своего брата.

– Я пойду с тобой. Я очень хочу увидеть гробницу.

– Наверно, лестница ещё не закончена, Уолтер, – вмешалась Эвелина.

И это было очевидно, потому что Мохаммед, сидевший на земле на корточках, как раз собирал её – простую конструкцию из деревянных ступеней и опор с кольями для перил.

Уолтер напрягся.

– Верёвочная лестница вполне пристойна.

– По крайней мере, подожди, пока у тебя не появятся подходящие ботинки и, ещё лучше, перчатки для защиты рук.