Профессор Голубев заведовал кафедрой травматологии и ортопедии, лечебной физкультуры и спортивной медицины. Так было записано и в визитке, и это полностью соответствовало истине. Кроме того, он руководил отделением в ЦГБ, хорошо мне знакомым. В прошлые тучные года у нас сложился замечательный тандем: доктор приобретал в моей фирме бытовую технику, а я у него, или с помощью его коллег, лечил свои болячки.
— Интересные снимки, — заметил профессор. — Где вы нашли такой древний аппарат?
— Глухая деревня, Георгий Шотович, — пришлось врать на чистом глазу. Нижнюю часть пленки с датой я обрезал. — Что скажете?
— Падение с брусьев… Да, характерное повреждение связок. Наш случай, проблем не вижу. В первом приближении, конечно. Надо провести обследование в стационаре. А вот ранение бедра… Тут ножевое, скорее всего, это не мой профиль. Но посмотреть можно.
— Скажите, Георгий Шотович, вы коньяк пьете?
— Я бы пил, — усмехнулся доктор. — Только где взять? Кругом сплошной фальсификат и подделка.
— Вот попробуйте, армянский, 1969 года, — я выложил на стол бутылку «Праздничного».
— Если это подлинный продукт… — потрясенный доктор даже снял очки. — Антон Михалыч, вы представляете себе цену?!
— Нет, Георгий Шотович, не представляю. В старом шкафу нашел. У вас же тут есть лаборатория? Сделайте экспресс-анализ, это несложно.
— Хм… В общем так, мое предварительное согласие у вас есть. Приводите девушек, на месте решим, — спрятав бутылку, доктор явно намекал на завершение аудиенции.
И совершенно справедливо, у меня самого еще была куча дел.
Глава одиннадцатая,
в которой наступает второе новое утро
Частная клиника выглядела уютной и чистой.
На стойке информации меня уже ждали, быстренько оформили и препроводили к лысому доктору. Тот оказался здесь большим начальником, что-то вроде руководителя полетов на аэродроме. Он шустро распечатал пачку направлений на исследования и анализы и, отдал по телефону несколько распоряжений, («к вам придет пациент Бережной, максимум внимания»), и закончил аудиенцию указанием мне:
— Сейчас идем на процедуры по списку. Завтра с утра не кушать! На голодный желудок сдаем анализы, желудочный сок и делаем клизму. Потом проктолог и УЗИ. После этого ко мне, для дальнейших назначений.
Прямо казарма какая-то, ей богу, во главе со старшиной. Пациенты по кабинетам ходят молча и чуть ли каблуками не щелкают. «Копать отсюда и до обеда». И это за мои деньги!
Исследования проходил до ужина. А когда добрался до своей койки, черное одеяло моментально унесло меня к Антону.
— Дед, ты чего? Дай поспать, — сонным голосом пробормотал он, переворачиваясь на другой бок.
Окна веранды были раскрыты, легкий сквознячок теребил занавески. Запахи из сада неслись замечательные.
— Давай спать, — согласился я, откладывая в сторону коробку с лекарствами, прикупленными в больничной аптеке. — Здесь сон лучше будет.
Утром так разоспался, что пропустил и подъем, и зарядку. Очнулся от запаха манной маши — Антон размешивал растаявшее золото сливочного масла, и волны горячего аромата будоражили нос. Это была неправильная манная каша, она манила и звала к своему полному уничтожению, одновременно не позволяя засунуть жар в рот. Приходилось дуть, и все равно обжигаться.
В блюдечке остывали два вареных яйца, на которые я бросал кровожадные взгляды. Кроме того, была одна важная нерешенная задача: черная икра в холодильнике, грозящая пропажей. Есть вещи, являющиеся недопустимыми.
И еще на столе обнаружились три рубля и записка: «Ушла на работу. Купи хлеба, кило сахара, пачку соли и сосиски себе на обед, если хочешь. Сдачу забери на мороженое. Целую, мама».
— Мама щедро оставила на мороженое, — пробормотал Антон, толстым слоем размазывая икру по маслу. — Обожраться можно.
— Сосиски, Антон! — я даже подпрыгнул. — Помню этот вкус! Мы возьмем на все деньги сосиски… Допивай свой чай быстрей, вдруг они кончатся?!
Обычно к чаю мама покупала докторскую колбасу. Сосиски брала редко, потому что мы с папой под это дело съедали банку горчицы и по бутылке пива. А это, по ее мнению, был прямой путь к гастриту и падению в пропасть алкоголизма.
— Что за коробку ты притащил? — Антон икнул, закончив трапезу.
— Для отца, — коротко ответил я. — Там листочек, все расписано: что пить, что мазать, что колоть.
— Я не умею колоть!
— Умеешь. Подумай сам — я всю жизнь ему колол, так что и ты приноровишься. Ничего такого особенного. Бах! И все. Ягодица большая, там целиться не надо.
У киоска очереди не наблюдалось, только из окошка торчала Люськина голова. Пушкой главного калибра она медленно вращалась во все стороны.
— Здравствуй, солнце мое, — вежливо поздоровался Антон.
Я вовсю пялился на Люсин бюст. Забыл уже эту красоту, теперь увидел снова: пятый размер цвета белее снега, и практически полностью выставленный на обозрение.
— Привет, Антон! — обрадовалась она. — Ты умеешь забивать гвозди?
Вопрос был задан с таким придыханием, что сразу стало понятно, какие «гвозди» имелись в виду.
Антон кивнул.