Опечаленные, Маргарита и Глеб вернулись домой, заботливо уложили Шульца на диван. Придя в себя после укола и сна, он тотчас принялся срывать мешавшую ему двигаться повязку. Но лангет был выполнен добротно, и кот сдался.
Три дня и три ночи он спал на диване лапками кверху. Три дня и три ночи Маргарита и Глеб, прежде чем слить в унитаз мочу Шульца, внимательно высматривали, не видно ли в ней крови, и каждый раз радовались, что ее не было. И тогда они поверили, что Шульц будет жить.
Когда кота привезли на перевязку, врач улыбнулся и сказал:
— Ну что, красавец, ты меня удивил. С восьмого этажа грохнулся — и остался живым! Такого случая в моей практике еще не было.
Он погладил кота и, обработав рану, наложил свежую повязку. С ней Шульц проходил всего один день, а на следующий, не выдержав присутствия на своем теле чего-то инородного, разодрал ее, полностью от нее освободился, тщательно вылизал рану и как ни в чем не бывало стал важно расхаживать по комнатам, проверяя свои укромные места, в которые не заглядывал последние несколько дней. И вскоре Шульц опять начал жить по годами отработанному ритму.
После этого случая Маргарита и Глеб взяли себе за правило: когда уходили из дома, строго следили за тем, чтобы все форточки были закрыты.
За зиму Шульц окреп, перестал прихрамывать. И вот наступила весна. Когда вновь повезли его в сад, кот повел себя необычно: он вдруг забеспокоился, стал кричать, прыгать на плечи, на спинки сидений и даже прямо на руль, мешая Глебу вести машину.
Пришлось Маргарите взять Шульку на руки, гладить и успокаивать его, повторяя, что никакой опасности для него нет, скоро приедем в сад и все будет хорошо. Он немного успокоился, но нет-нет да и делал попытки вырваться из рук Маргариты и, лишь когда она сунула его себе под куртку, смирился окончательно. Так и добрались до сада, благо недалеко от города — немногим более двадцати километров.
Глеб поставил машину под яблоню, выключил мотор, вышел и открыл дверцу Маргарите. Она выпустила Шульку на дорожку, ведущую к дому. Кот, изогнув дугой спину, потянулся, потом покувыркался на спине и уверенно взбежал на крыльцо.
Когда его впустили в дом, Шульц, как обычно, неторопливо обнюхал каждый участок оставленной им прошлой осенью территории, обошел все комнаты, потом вернулся к двери и замяукал, просясь снова на улицу. Для него начинался самый лучший период его жизни, когда ему предоставлялась полная свобода действий, великое множество всевозможных испытаний и неожиданностей.
И снова бывало, что Шульц, запертый дома, ночевал в одиночестве по два-три дня или оставался один на один с природой непосредственно в саду.
Однажды Маргарита, занятая проведением международного конкурса по бальным танцам — она была директором турнира — позвонила мне глубокой ночью и сказала, что они вместе с Глебом заняты по горло решением всяких проблем, и поэтому уже два дня не приезжали в сад. Шульц там один. «Мы не знали, что ты был в командировке, — пояснила дочь и попросила: — Папа, выручай».
Я, конечно, согласился. Но, переживая, долго не мог уснуть, думал, как там Шульц, жив ли? Хорошо, что в саду уже жили с семьями оба Левы. Шульц, думаю, сообразит попросить у них поесть, как он делал не раз и прежде. Оба Левы — люди добрые и, поняв, в чем дело, безусловно, кота накормят. Однако, как бы там ни было, никуда не годится, что Шулька скитается там один.
У меня возникла мысль ехать туда немедленно. Взглянув на часы, понял, что это нереально — в два часа ночи в гараж идти и то небезопасно. Пришлось отложить благие намерения до утра. Я попытался быстрее заснуть, но мысли о Шульке не покидали меня.
Наверное, думал я, он не раз прибегал к воротам к концу дня, в то время, когда мы после работы обычно приезжали в сад. Усаживался возле них, чаще всего на кучу хвороста, и неотрывно смотрел на дорогу, ожидая появления наших машин. Поразительно, но факт: он определял их безошибочно. Стоило только остановиться около ворот, а тем более у своего дома — Шулька уже тут как тут и хвост трубой…
Я приехал в сад около семи часов утра, а у ворот уже стояли Лева и Рашид, дома которых расположены поблизости, в начале улицы. Они открыли мне ворота, я въехал, остановился и вышел, чтобы с ними поздороваться.
— А сейчас здесь ваш кот был. Сидел у ворот и смотрел на дорогу, — пожав мне руку, сказал Рашид. — Мы застучали в гараже — он и убежал. Да вот он! Видишь?
Я увидел Шульку и тут же громко позвал его, помахал ему рукой, подзывая к себе, и открыл дверку кабины. Он был довольно далеко — метрах в ста от ворот. Однако сразу же узнал меня и не заставил ждать — кинулся навстречу. С каждым метром энергичнее и смелее он приближался ко мне, к своей машине.
Лева и Рашид изумленно наблюдали за нами. Я и сам был растроган до глубины души. Чем ближе подбегал Шулька, тем ласковее я звал его: «Иди ко мне, Шуленька! Садись быстрей в машину, мой хороший. Сейчас я тебя покормлю».