Прыжок в длину

Ведерников деградировал. Каждый вечер, после того как Лида, грузно вальсируя с горбатым мусорным мешком, защелкивала за собой входную дверь, он говорил себе в наступившем молчании комнат: жизнь отнята. Однако наутро жизнь продолжала тянуться, все часы в квартире кое-как шли, от их сухого стрекота чесалась кожа, свербела горячая щетина, и не было сил добраться до ванной, открыть щекотную воду, провести станком по скрипучей, длинной щеке. Ведерников теперь редко бывал чистым; только ожидаемый приезд матери мог заставить его намылиться.

От безволия, от скуки Ведерников дал себе погрузиться в слоистые пучины Интернета. По утрам, едва справив естественные надобности, стараясь не глядеть в чистое зеркало и на свежее полотенце, Ведерников скорее наяривал рокочущими колесами к спящему компьютеру, точно у него и правда было там дело. Ведерников не увлекся компьютерными играми — как-то не мог справиться с мультяшными фигуристыми демонами, не хватало сноровки. Зато он зарегистрировался в чатах и социальных сетях; по утрам торопился узнать, что нового запостили френды и как они откомментили вялые и по большей части неискренние сообщения Ведерникова.

Интернет кишел людьми-женечками. Ведерникова поражало, какое значение придают они себе и всем проявлениям своей повседневности. Они готовили пищу, лечили насморк, заводили дымчатых котяток, интриговали в офисах. Люди-женечки судили обо всем, что попадалось им под руку: о политиках, о книжных новинках, о музыкальных стилях, о военных стратегиях — и основой суждений был не опыт, не особая осведомленность, не ощущаемые в себе таланты, но единственно сам факт существования человека-женечки, фундаментальный и неоспоримый.

Интернет оказался своего рода Аидом, царством исчезнувших душ. Здесь обнаруживались персонажи, давным-давно пропавшие из жизни Ведерникова. Здесь можно было найти практически всех — полузабытых, размытых, пребывающих в том особом, зыбком агрегатном состоянии, когда неизвестно, жив человек или умер. Нашелся, в частности, Корзиныч. Судя по фотографиям, вывешенным в большом количестве и в хорошем качестве, бывший актер процветал. Он умащивал свои ветвистые морщины какими-то новыми бьюти-продуктами, отчего разгладился и даже несколько опух. Его киногеничные уши, теперь бескровные, поросли седыми волосами и как бы заплесневели, но сообщали владельцу своеродное величие. Корзиныч не поленился выложить ссылки на свои старые фильмы, и теперь всякий пользователь мог заново насладиться триумфальными дымами могучих советских заводов и поцелуем юного Корзиныча с курносой актрисой, замедленным и аккуратным, будто стыковка в космосе.

Теперь Корзиныч сделался популярен, как никогда прежде: боролся за права ампутантов сразу со многими администрациями и социальными фондами, давал интервью, облачившись в солидный твидовый пиджак и нацепив коричневый вязаный галстук, похожий на детский чулочек. С имиджем полубандита было покончено. На смену пришел имидж рассерженного джентльмена, акулы правового поля. В этом качестве Корзиныча приметил один плодовитый режиссер, милейший циник с гротескной внешностью, за счет выдающегося, дивно отшлифованного носа вовсе лишенный подбородка, тоже любивший твиды и носивший с пиджаками обязательный шарф, очень стильный, похожий на рогожу, снятую со швабры. Циник фабриковал сериалы про любовь и, прельстившись фактурой, а также бесплатной рекламой, предложил Корзинычу сыграть фактически самого себя. Воспрявший Корзиныч, не доверяя реквизиторам, приобрел себе для роли дорогую трость с ручкой в виде кучерявой львиной головы, справедливо рассудив, что вещь пригодится и в дальнейшем.

Нашлись в сети и многие другие. Одноклассник, некогда тихий двоечник, неопрятный, с ледяными ручками, которыми он любил внезапно прикасаться к девчонкам, ныне оптовик по светильникам и люстрам, величавый, толстый, с лица будто отштукатуренный. Рябая медсестра, пострадавшая от Женечки, давно куда-то переехавшая и, как оказалось, вышедшая замуж. Муниципальный чиновник, принудивший Ведерникова выступать на выпускном, пребывавший, оказывается, под многолетним и многослойным следствием, тем не менее постивший фотоотчеты образцового частного счастья: здоровое, спортивное семейство на фоне пышного, с раззолоченным корнем, фонтана, на фоне какой-то европейской площади с летними кафешками и сизой бесплотной громадой собора, на фоне классической морской синевы, с запотевшими напитками в руках.