Читаем Прыжок в длину полностью

Прежде всего по ее распоряжению разобрали адский лестничный лабиринт — в сущности, продукт художественного безумия, из-за которого Роман Петрович мог оказаться под судом и схлопотать приличный срок. На месте снесенного ада аккуратно расположились небольшие, пластиковые, сертифицированные, снабженные надежными перилами, ступенчатые горки, отчего тренировочный зал для ампутантов сделался похож на игровую детскую площадку. Мать хладнокровно уволила большую часть разношерстного, охамевшего, по ее определению, персонала и набрала новых специалистов, предупредительных, свежих, опрятных, чем-то неуловимо подобных Кириным пшеничным девицам и молодцам.

Приезжая в преображенный центр, Ведерников старался занимать тот самый, памятный тренажер напротив холодного, ноющего под напором воздуха, окна. Однако карбоновые протезы поначалу не давали двигаться по полотну даже в самом щадящем пешем режиме. Даже стоя на месте, Ведерников не мог отделаться от ощущения, будто удерживается вертикально на спине бешено скачущей лошади. Симпатичная специалистка из новеньких предложила ему упражнение с мячом. Мячик был зеленый с красным, в белую потертую полоску по экватору — той самой бессмертной расцветки, от которой Ведерников вздрогнул.

Упражнение на первый взгляд, было простейшее: подбрасывать мячик и ловить, подбрасывать и ловить. По залу тут и там были расставлены столбами ампутанты, и в воздухе одновременно находились десятки мячей. Большая их часть была вполне земного происхождения и вела себя соответственно: поднималась ровно на столько, на сколько получала энергии, а потом просто падала, ударялась с тупым звуком, катилась, самодовольно замедляясь, подставляя потолочной лампе, маслившей ее округлость, наилучший бок. Но три, а может, шесть мячей, в пестроте под потолком не разобрать, обладали особыми свойствами. Получив от рук человека импульс, они взлетали обычным образом, до нулевой точки, но потом приподнимались еще и на несколько секунд делались бесплотными, зависали точно так же, как Ведерников некогда зависал, довершая огромный воздушный шаг, над прыжковой ямой. То были очень долгие секунды, в объеме зала со всем его содержимым словно кто мешал, вот как в стакане чая, невидимой ложкой. Ампутанты шатались, многие заваливались, особенно те, кто, подобно Ведерникову, касался тверди только через подставки протезов. Все это завершилось сокрушительным многоугольным падением, отчего надломился малый карбоновый протез, криво заехавший под длинный, неудачным углом стоявший тренажер. На другой же день симпатичную специалистку уволили с волчьим билетом, а Ведерниковым стал персонально заниматься молодой улыбчивый атлет, образец здоровья, чья толстая шея напоминала могучий пень, уходящий крепкими корнями в мускулистый торс.

Новую карбоновую ступню прислали через неделю. Под неусыпным покровительством атлета, сторожившего всякий крен на сторону, Ведерников, наконец, поймал контакт между колебаниями двух неодинаковых карбоновых полувосьмерок и изгибом собственного, чуявшего вертикаль, позвоночника. Стало возможно ходить на новых протезах по отвердевшему, вполне горизонтальному полу. Через небольшое время Ведерников, поддерживаемый атлетом под локоть, встал на полотно своего тренажера и, подражая Кире, ударил по кнопке. Полотно рвануло и едва не снесло Ведерникова, не успевшего зашагать, назад, на мертво стоявший паркет.

Однако Ведерников сделался упорен. Тренировки следовали за тренировками, и вот он уже шагал, машисто, свободно, с горячими каплями на бровях. Тело его вспоминало себя, мышцы ликовали, культи покрывались мурашками, словно наливались шампанским. Странно — но как только он натягивал и застегивал неантропоморфные гнутые лыжи, его виртуальные ноги, обычно мешавшие ходить, будто две слишком длинные штанины, пропадали совершенно. Ни на одном типе протезов Ведерников не чувствовал себя настолько естественно. Иногда ему казалось, будто он родился прямо с этими упругими полуколесами, а живых, костистых и жилистых, ступней не было вовсе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза