Прыжок в неизвестное. Парикмахер Тюрлюпэн

На следующее утро Тюрлюпэн спозаранку принялся за свою работу, как будто ничего накануне не случилось. Вдова, войдя в комнату с его завтраком, молоком и хлебом, застала его уже за тисками. Он разложил по длине локоны, предназначенные для парика господина Пижо, и придавал им гладкость и мягкость, увлажняя их древесным маслом. Работой этой он был, казалось, поглощен всецело, не отводил от нее глаз. Молоко остывало, у него не было времени завтракать. Он боялся наслушаться вопросов и попреков и к тому же не мог простить вдове того, что накануне, в избытке счастья и радости, чуть было не выдал ей своей тайны. И покуда он чувствовал на себе озабоченный и удрученный взгляд вдовы, желтый парик господина Пижо был для него самой важной вещью на свете. Но едва лишь госпожа Сабо вышла из комнаты, он отложил в сторону деревяшки для завивки и ушел в свои мысли. И между тем как он уставился в пространство мечтательным взглядом, вокруг него исчезли предметы повседневного обихода, стол, скамья, железная печурка, орудия его ремесла, и он видел в воображении карету дома Ла-Тремуй, тяжеловесно и пышно катившуюся по извилистым улицам, чтобы перенести его из безвестного и убогого существования в блестящую сферу великой судьбы, поджидавшей его.

Но день подходил к концу, а от герцогини де Лаван не являлось посланцев. И когда поздно вечером из цирюльни вышел последний посетитель, бедный ткач, которому вдова, ради отпущения своих грехов, раз в месяц бесплатно подстригала бороду, Тюрлюпэн достал из сундука свой праздничный камзол и затем стал прощаться с вдовой.

– Мне надо идти, – сказал он и потупился. – Я только жду, чтобы дождь немного утих.

– Вы уходите? – воскликнула вдова, оторопев и исполнившись самых дурных предчувствий, потому что никогда Тюрлюпэн не уходил так поздно из дому и все вечера просиживал за своим стаканом вина на скамье подле печки, читая «Печать мудрости». – Вы уходите? Ночью, да еще в такую погоду?

– Это правда, – сказал Тюрлюпэн, озабоченно поглядывая на новый свой камзол. – Сегодня конца не видно дождю. Не хочется мне идти, да ничего не поделаешь. Мне дан приказ, и я должен слушаться.

– Я право не знаю, отчего вас беспокоят приказы господина Воклэна, – рассердилась вдова. – Пусть сам заботится о продаже своего сидра. Но может быть, вам его дочь дает приказы? В таком случае я понимаю, конечно, ваше усердие.

– Госпожа Сабо, – сказал хмуро Тюрлюпэн, – я не знаю ни господина Воклэна, ни его дочери, и мне также ничего неизвестно про его сидр. Нет, приказ, который мне дан, иного рода. Сам Бог меня позвал.

– Вы не знаете господина Воклэна? – воскликнула с возмущением вдова. – И вы хотите, чтобы я этому поверила? А вчера вечером, когда он проезжал…

Она умолкла. На лице у нее выразилось болезненное изумление, и глаза наполнились слезами:

– Медальон! Господин Тюрлюпэн! Где медальон? Разве не обещали вы мне хранить его как святыню? Уж не запретил ли вам также Бог, Чьим именем вы злоупотребили для прикрытия дурных своих намерений, не запретил ли Он вам носить медальон, в котором мой портрет нарисован рядом с вашим?

Тюрлюпэн провел рукой по груди.

– Медальон, – пробормотал он рассеянно, – его и вправду больше нет.

Но вдруг лицо его прояснилось.

– Медальон? Ах, госпожа Сабо, цепочка порвалась, – сказал он, – вчера вечером, когда я дрался впотьмах с этим мерзавцем писцом. Сегодня я отнес его спозаранку к золотых дел мастеру, он просит за работу три су.

Он умолк, сообразив, что из одного затруднения попал в другое, большее. Если бы вдове пришло на ум спросить, как зовут золотых дел мастера, он бы уже не вывернулся. Уронив руки, он смотрел на вдову с выражением боязливого ожидания на лице.

Но как раз в этот миг в дверях появился бакалейщик, господин Кокро, промокший до костей и совсем запыхавшийся от быстрой ходьбы. Госпожа Сабо, совсем не обрадовавшись этому неурочному визиту, встретила посетителя со сдержанной учтивостью:

– Это вы, господин Кокро, – сказала она. – Значит, дождь не удержал вас дома, это мило с вашей стороны.

И не в силах будучи утаить свою досаду, она прибавила:

– Вы теперь каждый день представляете мне доказательства своей дружбы.

– Мадам! – сказал с достоинством господин Кокро. – Я имею честь приветствовать вас.

Он повесил свой плащ на спинку стула и придвинул его к огню. Тюрлюпэн в это время проскользнул в дверь. Он знал в этот миг, что никогда больше не вернется в парикмахерскую вдовы Сабо. И медленно прикрывая за собой дверь, он последним долгим взглядом прощался с тем, что до сих пор было ему всего милее на свете: с книгой под заглавием «Печать мудрости» и с маленькой спящей Николь.

– Он в самом деле ушел, – сказала огорченная вдова. – Он не послушался меня.

– Грубоватый у вас любовник, – заметил господин Кокро, грея ноги перед очагом.

– О, господин Кокро, как вы в нем ошибаетесь! – воскликнула вдова. Поверьте мне, вы его не знаете. Он великодушен и мужествен, и у него превосходные манеры.