Прыжок в неизвестное. Парикмахер Тюрлюпэн

– Это для меня новость, – заметил господин де Гюнольде.

– Я прочитал об этом в книге, которая называется «Печатью мудрости», – доверчиво сообщил Тюрлюпэн. – В ней указываются очень полезные вещи. Между прочим, в ней говорится, что из телячьих ножек получается самая лучшая помада.

– Из телячьих ножек! Это надо бы рассказать Его Величеству королю, – сказал господин де Гюнольде, – он часами занимается приготовлением всевозможных помад.

Тюрлюпэн поднес рюмку к губам, но так был озадачен этими словами, что не осушил ее.

– Приготовлением помад? – воскликнул он. – Король собственноручно растирает помады? А его мошенники-слуги стоят при этом сложа руки?

– Наш великий король Людовик мастер на все руки, – объяснил ему молодой дворянин. – Он изготовляет веревки, сети и седла, варит варенье, а весной растит зеленый горошек. Он также отлично бреет. Всем своим дворовым офицерам он сбрил бороды.

– Бреет… Нет, это невозможно! – воскликнул Тюрлюпэн в ошеломлении и выпучил глаза на господина де Гюнольде. – Я никогда не видел над воротами Лувра парикмахерской вывески.

– Его Величество находит в этом удовольствие.

Тюрлюпэн поставил рюмку на стол.

– Этого я не понимаю, – сказал он, покачивая головой. – Я нахожу, что это весьма раздражающее занятие. И к тому же это чрезвычайно несправедливо. Как же цирюльникам достигнуть благосостояния, если люди будут ходить бриться к королю? И это ему доставляет удовольствие? Ну, знаете ли, я прямо слов не нахожу…

– Тирсис! – воскликнула мадемуазель де Лаван. – Вы сидите, предаваясь благородной меланхолии. Я позволяю вам выразить свои чувства в красивых стихах.

– Никогда бы не поверил, – бормотал Тюрлюпэн, который все еще не мог прийти в себя.

– Ваше слово для меня закон, Клеониса, – сказал господин де Сент-Эньян.

Он опустился на табурет у ног молодой девушки, мечтательно поднял глаза на обшитый деревом потолок и запел очень приятным голосом, аккомпанируя на лютне стихам собственного сочинения:

                         Когда на небе, пламенея,
                         Светила нам любви звезда,
                         От синих глаз твоих пьянея…

– А парики он тоже делает? – спросил Тюрлюпэн.

                        …Ах, как я счастлив был тогда,
                         Какие нежные названья
                         Дарили мне уста твои!
                         Нетленны все воспоминанья…

– Скоблит людям подбородки! Король! Я ошеломлен! – говорил Тюрлюпэн.

                        …О нашей сладостной любви.
                         И как я ни вздыхаю томно,
                         Сердечной муки не уйму…

– Довольно! – крикнула мадемуазель де Лаван. – Ваши стихи, Тирсис, весьма посредственны сегодня. Видела я уже влюбленных, сочинявших лучшие стихи.

Грустные, минорные аккорды исторг из своего инструмента господин де Сент-Эньян и пропел в заключение:

                         Я опускаю лютню скромно,
                         Покорный слову твоему.

Потом он встал и произнес, подняв страдальческие глаза к потолку, вздохнув и поклонившись:

– Вы очень жестоки, Клеониса, к преданнейшему из ваших друзей. Вы знаете, что я вас люблю.

– Я это знаю, – сказала девушка и швырнула хлебным шариком в грудь Андромеды. – Знаю, но никогда не придавала значения вашим чувствам.

– Я нахожу, – сказал Тюрлюпэн, – что слова, пропетые этим господином, чье имя я позабыл, заслуживают внимания. Мне жаль, что я не обучен играть на этом инструменте и петь под его аккомпанемент.

– До вашего прихода, сударь, у меня еще была некоторая надежда, – обратился к Тюрлюпэну несчастный влюбленный, – но теперь мне приходится опасаться злейших бед. Клеониса любит вас, в этом невозможно сомневаться. Замолвите же ей словечко для меня. Я этого жду от вашей доброты.

Тюрлюпэн дружески похлопал молодого дворянина по плечу.

– Я в этих делах мало понимаю, – ответил он, – однако вижу, что мадемуазель принадлежит к тем особам, по отношению к которым нужно вести себя настойчиво. Не следует падать духом. Мой совет – попытайтесь-ка взять ее подарочками: подносите ей то цветы, то ленты или перчатки, или скляночки с духами.

– Черт побери! – воскликнул господин де Гюнольде. – Это совсем неплохая мысль. Что вы на это скажете, Клеониса?

– Скажу, – ответила девушка, хлопнув веером по парику Тюрлюпэна, – что этот господин де Жослэн изрядный бесстыдник. Но дворянину, приехавшему из таких далеких краев, нужно многое прощать. Он мне нравится. Я нахожу его очаровательным. Господин де Жослэн, я знаю, что вы меня любите, и разрешаю вам признаться мне в этом.

– Клеониса! – простонал господин де Сент-Эньян. – Сжальтесь же надо мной. Вы меня убиваете. Каждое ваше слово пронзает мне сердце.

Господин де ла Рош-Пишемэр поднялся со своего места. Он стоял, скрестив руки на груди, и лицо его, озаренное отблесками огня, выражало злобу и презрение.