В душе у Савочкина разлад, сумятица: правильно ли он поступил, что отказался идти с этим капитаном в партизанский отряд? Может быть, и в самом деле у него сверхважное задание? При одной мысли об этом лейтенант вздрогнул и холодным ознобом свело плечи. Представилась хата, занимаемая военным трибуналом, он, стоящий между двумя автоматчиками. «Признаете ли вы себя виновным в том, что, задержав разведчика по кличке «Орел», сорвали задание штаба фронта по борьбе с врагами нашей Родины?» Что он ответит на этот вопрос председателя трибунала?..
Глухой, все нарастающий рокот вернул Савочкина из глубокой задумчивости к действительности. Впереди в поредевшем лесу образовался просвет, и в этом просвете он ясно увидел танк с крестом на башне, за ним второй, третий. Савочкин замер на месте, внутри у него похолодело. А его пленник, как ни в чем не бывало, продолжал идти.
— Стой! — приглушенно крикнул Савочкин. Капитан не остановился, будто не слышал. Тогда Леонид в несколько прыжков догнал его, схватил за воротник и, с силой рванув на снег, упал вместе с ним. Тот обернул к нему искаженное болью и злостью лицо:
— Чего ты?
— Как чего? Это же немцы!
— Ну и что из того? Тебе они в диковинку, а мне на них наплевать. Я — разведчик, и должен знать, что они тянут к фронту по этой дороге.
Возразить Савочкину было нечего. Лежа за кустом в полуметре от своего пленника, он сжимал пистолет и не мог оторвать глаз от дороги, по которой двигались танки. За танками появились машины с солдатами, с пушками на прицепах. До сих пор Леониду приходилось только летать над территорией, занятой врагом, так близко гитлеровцев он видел впервые. Ему было и страшно и тревожно: ведь вся эта металлическая гудящая прорва двигалась туда, к Москве.
— Вот теперь полный порядок! — сказал капитан, когда вражеская колонна скрылась за поворотом и на дороге снова стало тихо. — Ну, страж, куда ты теперь поведешь меня? — В его голосе звучала явная насмешка. Конечно, он имел право — опытный фронтовой волк — ехидничать над растерянностью новичка-лейтенанта. Как ни крути, а Савочкин действительно обомлел в первый момент.
— Туда! — кивнул Савочкин обратно, в глубину леса.
— Ну, ладно, туда так туда. — И капитан двинулся по их старым следам. Затем они повернули вправо, прошли километра полтора, и Леонид, остановившись у старой разлапистой ели, сказал:
— Стоп! Привал!
Капитан плюхнулся под заснеженные ветви. Савочкин устроился под деревом напротив. Повозившись, капитан спросил:
— Так и будем в молчанку играть?
— А о чем нам говорить?
— Есть, наверно, хочешь? В мешке — хлеб, сало, консервы, фляжка спирта. Меня, например, на еду не тянет. А спирту налей.
— Уснешь!
— Не усну. Может, полегче станет. Ослабел, кровью истек...
Леонид достал еду. Сам он съел небольшой кусочек хлеба с салом, а к спирту не притронулся. Тело, получившее разрядку после бессонной ночи и блуждания по лесу, охватила слабость. Сладкой волной накатывалась дрема. Он было уже поплыл на этой волне, но с усилием разжал веки и взглянул на своего пленника. Глаза его были закрыты, черты лица смягчились.
«Спит, — подумал Леонид, — а мне нельзя, иначе оба замерзнем». Но усталость брала свое. Откуда-то, словно в тумане, всплыло лицо Сонечки Кравцовой, потом Васи Степичева. Он чему-то улыбался... Савочкина будто кто подтолкнул, он с трудом приоткрыл глаза, и все видения мигом исчезли: ему показалось, что человек под елью сквозь узенькие щелочки глаз наблюдает за ним. Это подозрение сразу отогнало сон. Снова он закрыл глаза и через некоторое время приоткрыл их. И понял, что не ошибся: как тогда в самолете, разведчик смотрел не куда-нибудь в сторону, а на него, смотрел колко, словно подстерегал.
Будто спросонья, Леонид пошевелил губами, что-то пробормотал, подтянул к правой щеке воротник комбинезона и, устраиваясь поудобнее, свернулся калачиком. Теперь правая сторона его лица не была видна оттуда, из-под ели, сам же он мог следить за каждым движением своего пленника.
Прошло с полчаса. Послышался слабый шорох. Тот, в меховой куртке, начал осторожно приподниматься. Вот он выбрался из-под ели, с трудом поднялся на ноги, постоял несколько минут, не сводя глаз с Леонида. Затем бесшумно шагнул в его сторону.
Савочкин открыл глаза:
— Ты куда?
Лицо разведчика дрогнуло.
— Замерз, как собака, размяться надо, — ответил он и начал топтаться на снегу.
Встал и Леонид. Он раскурил две папироски и тоже начал разогревать порядком настывшие ноги. Потом, не сказав друг другу ни слова, они опять заползли в свои убежища.
Небо над ними начало постепенно темнеть, большими пушистыми хлопьями повалил снег. Когда сумерки размыли очертания деревьев, Савочкин решил, что пора идти дальше.
— Эй, там, под елью! — крикнул он. — Подъем!
Разведчик, чертыхаясь, вылез из своего укрытия.
— А ты все-таки дрянь, лейтенант.
— В каком смысле?
— В таком, что сейчас мы были бы уже у партизан, в тепле, сытые и перевязанные. Из-за своего упрямства ты и себя и меня мордуешь.
— Это мое дело.
— Руки хоть развяжи. Онемели совсем.
— Не развяжу!