Псевдолотман. Историко-бытовой комментарий к поэме А. С. Пушкина «Граф Нулин»

Да, по свидетельству Н. Бестужева, Рылеев, уходя на Сенатскую площадь, говорил своей матери: «…я буду лить кровь свою, но за свободу отечества, за счастье сородичей, для исторжения из рук самовластья железного скипетра… может быть, потомство отдаст мне справедливость, а история запишет имя мое вместе с именами великих людей, погибших за человечество. В ней имя Брута стоит выше цезарева – итак, благословите меня!» ( Бестужев , 10) Но и в противоположном лагере возникает образ Брута! Сразу же после разгрома восстания Н. Д. Дурново записал: «Каково было наше удивление, когда генерал Депрерадович пришел [во дворец. – Авт. ] со своим старшим сыном. Он, подобно древнему Бруту, пришел, чтобы передать свой отпрыск в руки правосудия. Маленький негодяй был членом тайного общества» ( Дурново , 297). (Вспомним, что второй главнейший эпизод в жизни Брута Старого состоял в том, что тот отдал на казнь своих сыновей, замешанных в сговоре с изгнанными Тарквиниями.)

Пушкин не мог разочароваться в «русских Брутах», как нельзя разочароваться в культурных знаках эпохи. Другое дело пушкинская ирония. Она, видимо, направлена на эпоху, создающую не Брута, Тарквиния и Лукрецию, а пародию на них.

Выступая в качестве младшего Тарквиния, виновника всех бед, граф Нулин последовательно воспроизводит его образ: он молод, он не властитель, а богатый бездельник, он горд и заносчив (денди), он очарован хозяйкой, наконец, он направляется на свидание «на всё готовый». Другое дело, что это «все» у древнего персонажа и его нового отражения отнюдь не совпадает: тот Тарквиний добивается своего, а этот – позорно бежит. Точно так же не совпадают со своими образцами «новая Лукреция», ее муж и друг семьи.

Несносный жар его объемлет – сопоставление внезапно вспыхнувшей страсти графа с жаром и пламенем перекликается с началом поэмы Шекспира «Лукреция»:

«Из лагеря Ардеи осажденной

На черных крыльях похоти хмельной

В Коллациум Тарквиний распаленный,

Несет едва горящий пламень свой,

Чтоб дерзко брызнуть пепельной золой

И тлением огня на взор невинный

Лукреции, супруги Коллатина».

(Здесь и далее «Лукреция» цитируется по изданию: Шекспир В. Полн. собр. соч. в 14 тт. Т. 14. М. 1997. Пер. Б. Томашевского.)

И далее в обеих поэмах тема «любовного пламени» возникнет не раз. Однако в трактовке этой темы существуют серьезные различия. Если в поэме «Лукреция» каждый раз образ пламени-страсти и жара-похоти самодостаточен и существует как самостоятельная метафора, то в «Графе Нулине» все образы жара и пламени выстроены в единый образ (Cм. комментарий к главке 22).