«Всякое стеснение, всякое насилие над нашей природой есть признак дурного вкуса; я имею в виду, как украшения тела, так и ухищрения ума. Прежде всего, следует стремиться к здоровью, к разумной жизни, к благополучию. Грация состоит лишь в непринужденности движений; томную вялость нельзя назвать изяществом, и чтобы нравиться, нет ни малейшей необходимости иметь нездоровый вид. Тот, кто страдает, возбуждает жалость, и лишь свежесть и здоровье дают право на удовольствия и возбуждают желания» (
Та же мысль Руссо звучит и в строках Байрона из XIII песни «Дон Жуана»:
«К рассвету день кончается в столицах,
А в деревнях привыкли много спать:
И дамы и прелестные девицы
Чуть смерклось – забираются в кровать
Красавицам ложиться нужно рано».
В России же пушкинской поры естественный румянец на щеках – одна из обязательных примет женской красоты. Вот как описывает свою героиню Е.А. Баратынский:
«Красой лица, красой души
Блистала Эда молодая.
Прекрасней не было в горах:
Румянец нежный на щеках
Летучий стан, власы златые
В небрежных кольцах по плечам
И очи бледно-голубые,
Подобно финским небесам». (1824)
Вот красавица Наташа у П.А. Катенина:
«Где уста как мед душистый,
Бела грудь, как снег пушистый,
Рдяны щеки, маков цвет?» (1814)
У В.К. Кюхельбекера красавица, это, прежде всего, румянец:
«Цветок увядший оживает
От чистой, утренней росы;
Для жизни душу воскрешает
Взор тихой, девственной красы.
Когда твои подернет щеки
Румянец быстрый и живой —
Мне слышны милые упреки,
Слова стыдливости немой,
И я, отринув ложь и холод,
Я снова счастлив, снова молод,
Гляжу: невинности святой
Прекрасный ангел предо мной!»
(«К А. Т. Пушкиной». 1823 или 1824)
А Д.В. Веневитинов румянцу любимой посвятил стихотворение, содержащее и такие строки: