Псевдолотман. Историко-бытовой комментарий к поэме А. С. Пушкина «Граф Нулин»

Она открыв глаза большие,

Глядит на графа – наш герой

Ей сыплет чувства выписные

И дерзновенною рукой

Коснуться хочет одеяла,

Совсем смутив ее сначала…

Но тут опомнилась она,

И, гнева гордого полна,

А впрочем, может быть, и страха,

Она Тарквинию с размаха

Дает пощечину, да! да!

Пощечину, да ведь какую!

(комментарий)

Мы можем с большой долей уверенности говорить о том, что в сцене между графом и хозяйкой читательские ожидания были на стороне графа. И вот почему: сюжетная канва последних частей «Графа Нулина» во многом совпадает с теми событиями, что разворачивались в заключительных песнях романа Байрона «Дон Жуан». Таких сюжетных совпадений четыре (текстовых значительно больше): действие происходит в деревне (в «Дон Жуане» – в загородном доме лорда Амондевила), куда герой попадает сразу по прибытии из другой страны; главное занятие для проживающих в деревне мужчин – охота; экспозицией к основному действию служит долгий и подробно описываемый обед (в «Дон Жуане» за обедом герой ухаживает за одной из тех дам, вокруг которых строится действие); в ночь после обеда герой гуляет по спящему дому, поскольку не может заснуть.

В романе Байрона главный герой встречает в замке привидение, которое на поверку оказывается графиней Фиц-Флак. Встреча эта описана так:

«Тут мой герой невольно встрепенулся,

Решившись снова руку протянуть.

И что же? Неожиданно наткнулся

На нежную трепещущую грудь!

На этот раз рука не заблудилась:

Вздымалась грудь и даже сердце билось!»

(Песнь 16 – 122)

Читатель «Графа Нулина», уже отметивший про себя эти совпадения и не пропустивший ряда мелких деталей (Нулин, так же как и Дон Жуан, накидывает шелковый халат, прежде чем отправиться в путешествие по дому; пол скрипит и в романе, и в поэме) вправе ожидать продолжения сцены в «байроновском» духе:

«Прелестный дух испуганно дышал,

Потупившись лукаво и смущенно…»

(Песнь 16 – 122)

Но ведь и Нулин был читателем Байрона! Последние две полные песни «Дон Жуана» (15 и 16) вышли в марте 1824 года. В апреле того же года Байрон умер в Греции. Граф, с его любовью ко всему модному и новому, просто не мог не прочитать последних глав романа. Сознавал он сходство своего положения со сценой из романа Байрона или нет, но поступил как литературный герой эпохи романтизма: Нулин, так же как и Дон Жуан, «решился руку протянуть», что в данных обстоятельствах выглядело так: « И дерзновенною рукой / Коснуться хочет одеяла ».

Беда графа в том, что Наталья Павловна «задержалась» в литературе сентиментализма. Романтический натиск ей был чужд. Не то чтобы в сентиментальных романах не было измен. Но чувства там проходили длительный путь развития, для их созревания нужно было много времени (и бумаги – писем, записок). Решительный же поступок графа встретил столь же решительный отказ прежде всего потому, что так и полагалось поступать сентиментальным героиням. Для примера приведем одну сцену, где рассказ ведется от лица героини, подвергшейся столь же дерзкому посягательству: «…он взял меня опять в объятья свои, и невзирая на мой крик, покушался сделать вольности, о которых я не могу вспомнить.

...

– Остановитесь, Милорд, – сказала я ему, схватив ножницы, – если не хочешь присоединить смерть мою к прочим твоим злодействам: ибо я вознамерилась лучше лишиться жизни, нежели подвергаться несчастиям, которые ты мне приготовляешь. Я не знаю, усомнился ли он в моем духе, но он продолжал свое предприятие. В сию ужасную минуту я вознесла руку свою, чтоб поразить себя; он поспешил воспрепятствовать мне, кинувшись мне на шею, и получил удар, который я для себя самой предуготовляла» (Хелм, 30 ).

Наталья Павловна обошлась без речей, но действовала столь же решительно.