Псих

– Слушай, на кой черт ты вообще поступила в университет? На кой черт тебе вообще надо было куда-то поступать? Ты же не можешь связать двух слов, ладно там это не твоя вина, но ты же должна это понимать! Неужели ты не понимаешь, что остальным на тебя либо плевать, либо еще больше плевать? Либо, в крайнем случае, им интересно посмотреть, как ты барахтаешься и как ты в конце концов захлебнешься? Не надоело быть посмешищем-то, а? Сиди дома и крути фигурки из бумаги, это все, что нам с тобой остается, потому что мы никому не нужны, потому что где сейчас мои родители? А твои? Где наши друзья, ауууу, друзья, есть вы вообще? Хватит врать уже, правда, мы же чертовы инвалиды, хватит смешить людей. Выкинь этот список литературы в мусорное ведро и бейся головой об стену, будет больше толку. Я вот пойду побьюсь.

Уже к середине спича трезвая часть моей личности, которая лениво наблюдает за тем, как другая часть орет и плюется огнем, решает, что надо пойти налить всем троим валерьянки и завалиться спать, пока Марселла, не дай бог, не сказала мне что-нибудь в ответ. Боюсь, я этого не переживу.

Вам, наверное, будет это странно слышать, но и мне бывает за себя неудобно – очень редко, но бывает. В большинстве случаев я знаю, что единственное, в чем могу себя обвинить – это в отсутствии контроля над психованными детками в моей голове. Нет, правда, они же не делают плохо никому, кроме меня – толку-то переживать. А вот когда из меня начинает вылетать неуместная правда, мне впоследствии всегда очень печально и хочется выйти из себя. В смысле бросить тело и уйти погулять. Поэтому я надеваю куртку и через заднюю дверь выхожу на улицу, где можно удобно сесть под окном Марселлы, в котором еще горит свет, и что-нибудь накорябать в тетради для успокоения совести.

Впервые я подумала, что было бы неплохо уметь выходить из себя, когда мне было десять лет и школьный психолог пришла к нам с дурацкими наивными тестами. Когда мы были в этом возрасте, нас постоянно тестировали – видимо, надеялись, что лет через пятнадцать по улицам будет бегать меньше маньяков. Вопросы были наивные не только для меня, но и для любого ребенка с интеллектом – можно было угадать, что надо хотеть стать балериной или пожарником, любить шоколадные конфеты и мыльные пузыри, и еще желательно маму с папой. Эта конкретная психологиня стала расспрашивать нас, много ли мы смотрим телевизор, нравятся ли нам комиксы и, в конечном итоге, – на кого из супергероев мы хотим быть похожими. Мы все хотели быть похожими на Брюса Уиллиса и безнаказанно лупить одноклассников, но это был плохой ответ, поэтому пришлось врать про умение летать, телепортацию и прочее. Идея была в том, что каждый рассказ имел один и тот же месседж: «я хочу делать мир лучше и помогать людям». Когда все окончательно стало похоже на встречу слезливых анонимных алкоголиков, я не выдержала и сказала, что мне сейчас очень понадобилось бы умение вылетать из собственного тела или, как вариант, перемотка времени. Я подробно рассказала психологине, которая десять раз поменялась в лице, как такие тесты проводятся в специализированных учреждениях и по каким признакам она должна была бы реально отбирать себе маньяков для похода к директору. Разумеется, до конца уроков я сидела у нее в кабинете, она держала меня за руку и проникновенно рассказывала мне о том, почему очень некрасиво так себя вести. Я сказала ей на это, что ей нечего нервничать за свой авторитет – все равно она молодая, и авторитета у нее никакого нет.

Из школы меня забирал Райдер. Психологиня долго и с упоением рассказывала ему, что именно он должен передать родителям относительно своей буйной сестры, он слушал, очаровательно склонив голову набок; а потом их беседа внезапно перешла на какой-то игриво-развлекательный уровень, который мне тогда, естественно, был малопонятен. Клянусь, я до этого оскорбляла людей только словесно и не со зла, но тут на меня напала такая ревность, что я со всей силы треснула Райдера рюкзаком по ноге (он как раз недавно в очередной раз свалился с мотоцикла) и побежала прочь. Я буквально не могла найти себе места часа два – сделала три круга около дома в одну сторону, четыре в другую; поскольку происходило что-то, чего я тогда не могла объяснить (а объяснить себе я могла все и всегда), меня рвало на части.

Насколько я помню, я даже в детстве не ревновала друг к другу родителей, Фрейд обошел меня стороной. Друзей я тоже ни к кому не ревновала, потому что у меня их не было. А вот Райдер был постоянно. И хотя девушки у него тоже были постоянно, меня это мало интересовало.