Если вам нечем заняться, как и мне, рекомендую нагуглить что-нибудь на тему того, что значат постоянные беспричинные просыпания среди ночи в одно и то же время. (Да, я еще и плохо сплю.) На всякий случай подготовлю тех, у кого та же проблема, что и у меня, к страшной правде:
Зато Райдер спит как убитый. Гад. Мне еще нужно подготовить к этой мысли Марселлу, потому что она третий день пересдает литературу и здесь не появляется. Я не могу понять, правда, где она живет – у подруги, что ли? У Марселлы подруги? Я действительно так плохо на нее влияю? Пора, кажется, рисовать карту всеобщих перемещений – скоро кончится тем, что Марселла переедет жить ко мне.
Райдер явился несколько часов назад. Я сказала, что он удивительно быстро и чутко реагирует, а главное, помнит обещания. (Он обещал приехать почти месяц назад. Сделаем поправку на непогоду и допустим, что он ждал автобуса две недели.) Мне, впрочем, было бы легче, если бы он оставил рюкзак с моими тетрадками под дверью и уехал назад. Я не знаю, что мне с ним делать. Видимо, поэтому я и веду себя так, как будто мне опять внезапно стало двенадцать лет.
То есть да, надо было эти четыре года уговаривать себя, что звонить ему меня никто не заставляет, что хватит сообщения где-нибудь; что клавиатура не взорвется, если я его напишу, а самое главное – что не взорвусь я.
В конце концов, вы, наверное, хотите знать, как все это было. Честно, история не стоит выеденного яйца, но такие истории почему-то куда-то там западают и что-то там очень ранят. Даже не то, что ранят – они остаются жить с тобой. Даже определяют тебя, что ли.
Короче, уже после того, как Райдер вернул меня домой, один раз мне было как-то уж совсем экзистенциально плохо, и я ушла к нему пожить на время. Я знала, что родители поднимут жуткий скандал – им же никто не сказал, что я спокойно сплю в соседней квартире и что мне просто нужно несколько дней тишины. Райдер меня не выдал сначала. Потом, как я поняла, он все-таки сказал им, но они уже не сопротивлялись – конечно, Райдер лучше, чем какой-нибудь наркоманский притон, он же почти что любимый сын.
И да, это была почти самая классная неделя в моей жизни. К Райдеру являлись какие-то мамзели, иногда он их выпроваживал, иногда нет – они все, естественно, думали, что я его младшая сестра, и кому-то из них даже приходило в голову выпроводиться самим. В остальное время он писал какие-то бумажки (тогда он еще не бросил учебу), а я сидела рядом и смотрела то на бумажки, то на него. Одна вещь, которую я помню очень хорошо и которая ранит меня, пожалуй, сильнее всего остального – как я долго сидела рядом с ним, засыпая, а потом вдруг взяла его за руку и поцеловала ее. Правда, это должно звучать ужасно сентиментально, но я не знала, как еще сказать ему спасибо за то, что я сейчас здесь, а не в дурдоме, что я вообще не одна. По-моему, он обалдел тогда даже сильнее меня, хотя Райдера очень трудно вывести из равновесия. Я думала, что он понял меня, потому что он бросил свою писанину, мы обнялись, и я очень долго ревела. Мне сейчас кажется, что я плакала как минимум двое суток, но это была очевидная неправда, потому что через день я увидела, что в квартире подозрительно чисто и пусто и что у Райдера собраны сумки.
И вот тогда мне захотелось сесть посреди кухни и заплакать обо всех, кто меня когда-либо бросал – о бабушке и дедушке, которых не стало и которые тоже меня понимали, о школьных друзьях, особенно одной подруге, к которой я очень привязалась – а потом она уехала навсегда куда-то на край земли, о других друзьях, которых никогда не было. Я получила единственный урок от любви – я ее не стою, поэтому те, кого я люблю, будут бросать меня до тех пор, пока я этого не пойму.
Но слезы почему-то так и не появились. Тогда я собрала собственные вещи и пошла домой, чтобы сказать родителям, что я согласна лечь в больницу.
Сижу и думаю, когда на меня снизойдет вдохновение. Было бы неплохо, если бы оно снизошло поскорее. Вы понимаете, я теперь в какой-то степени чувствую ответственность за тех, кто меня читает – ну вот очень же приятно думать, что я своим потоком сознания спасла кого-то от повешения. Или от утопления. Да, как минимум, меня радует, что с той стороны тоже приходят вести.
Тайная надежда на то, что мне за мои откровения уже предложили пару контрактов, была. Самих контрактов, естественно, не было. Зато было какое-то количество гостей и немножко комментариев. Я очень удивилась, но почти все они были вменяемые – я-то все эти несколько дней, пока не было света, придумывала миллион остроумных ответов для троллей. Вот как будто троллям они нужны, мои остроумные ответы.