Псих

– Блин, это действительно интересно. А главное, что интересно – это как это получилось. И почему я об этом до сих пор не знаю, если человек, мать его, уже неделю не берет трубку, а на дворе, мать его, природный катаклизм. В итоге, что он там делает?

– С-с-снимает.

– Квартиру? Блин, да перестань свистеть.

– Квартиру.

– А зачем он тогда свою продал?

– Не знаю, – осторожничает Марселла, и вид у нее такой, как будто она сейчас сообщит, что на Марсе нашли жизнь. Какой прелестный каламбур. Ее саму явно нашли на Марсе. – Не знаю, зачем продал, это т-т-тебе виднее, но просто когда мама уехала, он мне н-н-написал и спросил, нельзя ли ее снимать. Я д-д-даже не знаю, откуда он знает про квартиру.

– Да, действительно, совершенно неочевидно, что он знает про нее от меня.

– Не кричи, мне вообще-то нужны были деньги, потому что м-м-мама уже какое-то время ничего не присылает. Еще в прошлой п-п-поездке было мало денег. Я думаю, – Марселла внезапно начинает говорить очень зло, – что это все ее чертов новый любовник.

– Любовник не любовник, а картина такая интересная, что мне хочется начать материться. Я тут живу, оказывается, на деньги человека, которому проще снимать квартиру, чем продолжать жить в собственной, но в одном доме со мной.

– П-п-перестань, – говорит Марселла печально. – Ты валишь все в кучу.

– Извини, но при таком раскладе меня почему-то очень тянет валить все в кучу.

Я осторожно переступаю клубки гирлянд на полу, которые мы еще не успели повесить, и, очень стараясь ничего не пнуть и не обрушить по дороге, иду искать в горе новогоднего мусора компьютер. Хрен с ним, с Райдером, я могу начать и без него.

Я открываю свеженькую учетную запись в блоге, для которого вчера весь день мастерила оформление, и начинаю методично заливать туда все свои записи, которые уже успела набрать. Работы оказалось немного, потому что уже какое-то время я не могу писать от руки. Я чувствую даже не облегчение, а опустошение. Главное, что все это теперь отдельно от меня – хоть я и прятала все это так долго. Теперь забирайте и делайте, что хотите.

– Извини меня, – произносит Марселла с безопасного расстояния.

– Я на тебя не сержусь.

Единственный способ что-то улучшить – писать, но мне лень писать, лень формулировать, в общем, жить как-то лень. Даже когда я помню, что записи – единственное, что меня спасает, приходится заставлять себя вынимать из головы то, что совершенно не хочется прояснять. Все равно что чистить пылесос. Внутри куча мусора, это раз, работает и так, это два. Зачем напрягаться.

Чувствую, историю скоро придется заканчивать. Я не знаю, может быть, я проснулась знаменитой на следующее утро после того, как залила рассказы о своих душевных метаниях в Интернет. Не могу проверить – у нас нет электричества. На случай, если свет включится, а в блоге меня все обругали, нужно придумать парочку положительных комментариев.

Мне нравится жить как на грани гуманитарной катастрофы. Сообщение с городом понемногу налаживается, но мне там делать нечего, а вот Марселла уже дважды уползала в университет. На днях ей сдавать литературу – этот факт по идее должен был заставить меня подводить какие-то итоги, но подводить мне нечего, потому что ничего у нас не получилось. Марселла, однако, считает, что у нас вполне взаимовыгодное существование – да, что-то в этом есть, я действительно живу с ней в мире, как с какой-то очень маленькой и очень робкой частью себя, которую придавило страхами, фрустрациями и разной другой хренью.

Повторюсь, я еще не знаю, чем кончилась моя затея – вдруг мне дали Нобелевскую премию за самое эффективное игнорирование проблем человечества? Но шутить у меня больше нет сил, читать умные книги тем более; телевидение меня не радует, Интернет угнетает. Пожалуй, для вас мои проблемы на одно лицо – может быть, для вас они и не проблемы вовсе, но если это так, то хочется спросить, какого вы здесь забыли.

Я чувствую уныние, а со мной такого никогда не было. Никто мне не мешает ничего делать, мне нечему сопротивляться, а это сковывает сильнее, чем вы можете себе представить. Вина, вина, много вины, злость, нравоучения критика. С утра до вечера и наоборот.

Я иногда думаю, какой смысл делиться с вами тем, в чем нет ни грамма жизнеутверждающего. Для чего вам полтонны чужого негатива? Какое вам вообще до меня может быть дело, если у меня нет ничего такого, что вы сами бы хотели иметь? Вам, возможно, просто хочется с кем-то себя сравнить, и чтобы сравнение было гарантированно в вашу пользу, чтобы вам казалось, что у вас по сравнению со мной проблем никаких. У меня вот, господа, тоже никаких проблем, кроме той, что мне одиноко, как какой-нибудь вороне, если ее закинуть на орбиту. Что мне не с кем поговорить, потому что я понятия не имею, о чем. Это печально, но Интернет еще более дохлый номер, чем все остальные номера – опять создавать себе какую-нибудь ненастоящую личность, у которой все прекрасно или, наоборот, ныть в специализированных сообществах?

Что мне делать?

Что?