Юля склонила голову и закрыла глаза. Она все еще думала, стоит ли подруге знать то, что она задумала сделать, или же попросить ее действовать по обстоятельствам, веря, что та сделает правильный выбор. И склонялась больше ко второму варианту. Но сможет ли она выдержать? Справится ли с эмоциями? Если нет, то все может оказаться зря. Если поторопится, то над всем миром нависнет угроза быть уничтоженным существом, сути и происхождения которого никто не в силах понять. А единственное, пускай и очень хрупкое доказательство этого мистического существа лежит в рюкзаке, на заднем сиденье машины, около главных ворот. Что произойдет, если оно попадет не в те руки?
Ей именно сейчас, как никогда ранее, захотелось жить. Но лишь для того, чтобы проследить за книгой, попытаться сохранить ее, уберечь… Или как минимум стать последним человеком на земле, кто знает и может поведать миру всю правду в чистом виде, а не множество раз перекрученном баснями и россказнями из уст местных жителей. Якобы видевших все своими глазами. «Не так они все это видят, — мысленно кричала Юля. — Теперь только я могу рассказать реальную правду. И моя книга…»
Но позволить себе свернуть с намеченного пути, находясь уже так близко к решению главной задачи, она не могла. Только не теперь. Ведь другого шанса уже не будет.
— А я верю тебе, Тань. Всегда верила. И верю, что ты сделаешь сейчас то, что я от тебя жду. А именно…
— Ничего не понимаю! Твою ж мать, почему я раньше не…
— Да замолчи ты уже, в конце-то концов… — вспылила Юля. — Дай мне договорить, ведь это, возможно, мои последние слова в жизни…
Таня не услышала второй половины предложения, но затихла и непонимающими глазами уставилась на подругу, то ли оскорбившись, то ли все-таки давая Юле возможность договорить.
И она продолжила, срывая голос из-за бушующей непогоды:
— Понимаешь, Танька, ты так много раз меня спасала за годы нашей дружбы. Ты этого, возможно, и не замечала, но замечала я. Ты меня ограждала от многих напастей, от неверных решений, ошибок… Ты множество раз не позволяла мне сдаться, когда я была уже на грани. Я стояла у обрыва, а ты протягивала мне руку, хватала и держала, не отпуская до тех пор, пока я не поверю в себя, пока не поверю в то, что способна бороться дальше.
Таня молча слушала подругу, скрестив руки на груди. Она уже не обращала внимания на дождь, громко падающий на нее и на все окружающее их, пуская быстрые потоки речушек, непрерывно убегающих куда-то в темноту коридора бывшего подвального помещения старой лечебницы. Она не говорила ни слова, но теперь начинала понимать, к чему Юля клонит. Она догадалась, что та хочет что-то с собой сделать. Хотя по-прежнему не догадывалась, почему именно сегодня и именно здесь — в этих развалинах, под дождем, ночью.
— И я хочу, чтобы ты спасла меня в последний раз, — продолжала Юля. — Даже если ты мне не веришь, даже если не понимаешь ничего из того, о чем я тебе говорю — все это неважно, на самом таки деле.
— Юлька, черт, что ты хочешь мне сказать? Не знаю, что ты задумала, но не нужно, пожалуйста! Прошу тебя! Поехали домой!
Но она не реагировала на возгласы и просьбы Тани отказаться от задуманного. По-прежнему глядя на подругу, стала пятиться назад, остановившись в нескольких шагах от уже проявившегося в свете фонарика О’Шемиры.
— Смотри, вот же он! Он причина всех моих страданий. Та самая тварь, что пожирает людей, питается их душами, уничтожая их. Ты видишь? Скажи, что видишь, Тань! Ну!
Таня уже плакала, хотя из-за дождя этого совсем не было видно. К тому же ее лица больше практически нельзя было разглядеть — свет от фонаря стал намного слабее ввиду увеличившегося между девушками расстояния. Между ними было около четырех метров, а стена дождя плотно загораживала обзор.
Она плакала и говорила:
— Нет, я ничего не вижу! Что я должна увидеть? Чего ты от меня хочешь?
— Вот же он! — кричала Юля. — Вот, передо мной! Посмотри же!
— Ты сошла с ума… Там ничего нет. Просто стена.
— Просто стена… — прошептала Юля, поворачиваясь на зеленоватое, переливающееся бурными внутренними потоками, левитирующее тело монстра. — Значит, тебя не только не видно при свете дня, но и не видит никто, кроме тех, кого ты заразил. Так? Ясненько.
Юля развернулась спиной к подруге и вынула из кармана два шприца. Со шприца с иглой поменьше она сняла колпачок и, убедившись, что не перепутала препараты, вонзила в шею, впрыснув в себя все его содержимое. Сам же шприц после этого спрятала обратно в карман.
Таня видела мелькающие тени и движения рук подруги, но не понимала, что та делает. Потому начала снова задавать вопросы, даже пытаться спуститься к ней, выискивая какой-нибудь камешек или выступ перед пологим спуском, за который могла бы зацепиться.
Но Юля ее остановила. Она понимала, что время на исходе, процесс уже запущен, но торопиться нельзя. Все сделать нужно не раньше, чем ее сердце остановится.