Способность к одержимости нередко приписывалась целым народам, например считалось, что коринчи Суматры могут все обращаться в тигров; шаманы Малайзии также считались способными превращаться в этот образ и тогда они назывались белианами. Повышенная способность к обращению связывалась с особым об ликом человека, цветом глаз, разным цветом глаз, хромотой, феноменальными способностями на охоте и в войне — эти же признаки приписывались врождённым колдунам, ведунам и ясновидящим. Именно поэтому наиболее удачливые охотники, земледельцы, воины после совершения своих подвигов старались принизить их значение (I. Eibl-Eibesfeldt, 1995).
X, м., 89x116, 1995
Ликантропия и этнические формы одержимости
В американской классификации DSM-IIIR ликантропия относится к «специфическим видам бреда» в структуре параноидных расстройств.
Широкое распространение ликантропии в частности и «звероодержимости» вообще подтверждает A. Л. Чижевский (1995), ссылаясь на хронологические данные эпидемий в Доле (1574), Анжере (1598) и ставя их в один ряд с эпидемиями кликушества, самосожжений, имитаций, воровства, месмеризма и так далее, словом, в ряд с другими психическими эпидемиями. F. Cardini (1989) связывает ликантропию с эволюцией рыцарства и прослеживает её истоки до скифских костров с брошенной в огонь коноплёй. Эпос о Нибелунгах описывает обращение в волков для целей мести и завоевания; превращения предполагали специальные кушанья и зейды (заговоры). В саге о Вользунгах Гутторм настраивается на убийство Сигурда следующим образом:
«Они зажарили рыбу древесную (змею. —
Вергилий в «Буколиках» описывает Морис, превращающегося в волка под влиянием ядовитых трав.
Lorimer D. R. L. (1935) записывает серию мифологических историй Гиндикуша, в которых волк выполняет прямую кастрационную функцию. В одной из историй говорится о демоне Чил Гази из селения Хайбер в северной Хунзе. Он приходит спать к жене в селение Гилгит. Когда однажды он заночевал в пути, пришли волки и отъели «семь локтей» его члена. Сам демон на это даже не обратил внимания, но его супруга была недовольна.
Волк выступает здесь как регулятор уровня рождаемости, и его возможности объединены с представлением о том, что пери (ячени) могут забирать мужскую силу. Так активно-пассивный и героически-изгнанный контексты могут замыкаться.
Вергилий в «Буколиках» описывает Мерис, который с помощью ядовитых трав превращается в волка. F. Сагdini (1989) проводит блестящий анализ одержимости в германских и скандинавских мифах, благодаря которому становится понятно, насколько была распространена ликантропия в средневековье. Образ воина-зверя возникал в результате инициации, в ритуале экстатического типа, включающего пляску, употребление опьяняющих веществ и наркотиков (конопли). Возникало уподобление зверю, подражание его повадкам, одевание шкуры, использование клыков и когтей, воины участвовали в сражении обнажёнными, подобно зверям. В схватке такой воин падал не от ран, но от усталости, «испепелённый жаром собственного неистовства». F Cardini замечает, что речь идёт не об имитации или маске животного, а о реальном уподоблении зверю. Воины берсеркры (berserkr — термин, переводимый как «некто в медвежьей шкуре», «воплотившийся в медведя») были распространенным явлением у древних германцев и объединялись в тайные общества. Со времён Плиния считалось, что на севере существуют страны, в которых обращение в иное существо является делом обычным. Еще в 1565 году Конрад Геснер в своём дневнике путешественника приводит изображение ликантропа как волка в одежде.
Тайные общества воинов-братьев, аналогичные семьям медведей, мы встречаем живущими в лесах и в русских сказках, с ними встречаются изгнанные, заблудившиеся и занятые поиском девицы. Возвращение к атрибутам нордической мифологии в нацистской Германии сопровождалось культом верфольф с имитацией знаковой системы одержимости смертью.