Этот факт настолько удивителен, что мы чувствуем себя вправе остановиться на нем еще раз. В нем заключено решение нашей проблемы. Еврейский народ отказался от дарованной ему Моисеем религии Атона и обратился к почитанию другого бога, мало чем отличавшегося от Ваала соседних народов. Никаким последующим усилиям не удалось замаскировать такое постыдное обстоятельство. Но Моисеева религия не пропала бесследно, сохранились некие воспоминания о ней – возможно, в виде завуалированного и искаженного предания. И это предание о великом прошлом продолжало действовать исподволь, со временем оно приобретало все большую власть над душами людей и в конце концов добилось преобразования бога Яхве в Моисеева бога и снова возродило к жизни учрежденную несколько столетий назад, а затем отвергнутую религию Моисея. То, что давно забытой традиции удалось оказать весьма мощное воздействие на психику народа, – отнюдь не привычное нам представление. Тут мы оказываемся в области психологии масс, где чувствуем себя не особенно комфортно. Мы выискиваем подходящие аналогии, факты, по крайней мере, со сходной природой, пусть даже из других областей исследования. Думается, таковые нам удастся найти.
Во времена, когда у евреев наметился возврат к Моисеевой религии, греческий народ вступил во владение удивительно богатыми сокровищами родоплеменных сказаний и мифов о героях. Предположительно в IX или VIII веке до н. э. возникли два гомеровских мифа, черпающих свой материал из этого набора легенд. С позиций наших сегодняшних психологических воззрений можно было бы задолго до Шлимана и Эванса задаться вопросом, откуда греки взяли весь тот материал легенд, который Гомер и великие аттические драматурги перерабатывали в своих шедеврах. Ответ должен был бы звучать так: вероятнее всего, этот народ пережил в своей глубокой древности период необыкновенного блеска и расцвета культуры, сгинувшей в какой-то исторической катастрофе, о которой сохранилось только смутное предание. Затем археологические раскопки подтвердили эту гипотезу, которую ранее наверняка объявили бы слишком рискованной. В результате была обнаружена великолепная минойско-микенская культура, закончившаяся в материковой Греции еще, видимо, до 1250 г. до н. э. У греческих историков более позднего времени практически отсутствуют ссылки на нее. Разве только упоминания о времени, когда критяне господствовали на море, о царе по имени Минос, о его дворце Лабиринте. И это все, ничего больше от нее не осталось, кроме преданий, воссозданных поэтами.
Народные эпосы есть и у других народов – скажем, у немцев, индусов, финнов. Обязанность историков литературы исследовать, правомерно ли видеть в качестве причин их возникновения те же предпосылки, что и у греков. Полагаю, что такое исследование принесет положительный результат. Установленное нами условие таково: часть их древнейшей истории, непосредственно примыкающая к их появлению, должна представляться содержательной и грандиозной, по возможности еще и героической, но оставшейся очень далеко позади, принадлежащей к столь отдаленным временам, что последующим поколениям она известна только в виде смутного и далеко не полного предания. Вызывает удивление то обстоятельство, что в качестве вида искусства эпос в более поздние времена угасает. Вероятно, это объясняется тем, что больше не воспроизводятся его предпосылки. Старый материал оказался исчерпан, а что касается всех последующих событий, то место предания заняло летописание. Самые великие героические деяния наших дней неспособны вдохнуть жизнь в эпос. Впрочем, уже Александр Великий имел право жаловаться, что не обрел своего Гомера.