Психоанализ культуры

Более глубокие мотивы антисемитизма коренятся в давно минувших временах. Они действуют из бессознания народов, и я уповаю на то, что прежде всего они окажутся неправдоподобными. Рискну утверждать, что и в настоящее время еще не преодолена ревность других наций к народу, который выдает себя за первородного, предпочитаемого отпрыска бога-отца, как будто они поверили этим заверениям. Кроме того, среди обычаев, с помощью которых евреи обособляли себя, обычай обрезания производил неприятное, жутковатое впечатление, вероятно, тем, что напоминал о вызывающей страх кастрации, а тем самым затрагивал охотно забываемый фрагмент древнейшего прошлого. И наконец, самый последний мотив подобного рода: не следует забывать, что все эти народы, до сего дня выделяющиеся ненавистью к евреям, стали христианскими в более поздние времена, к чему их нередко принуждали с помощью кровавого насилия. Можно сказать, что все они «плохо крещены», что под тонким слоем христианской штукатурки они остались такими же, какими были их предки, поклонявшиеся варварскому политеизму. Они не преодолели всю неприязнь к новой, навязанной им религии, однако перенесли эту неприязнь на источник, из которого к ним прибыло христианство. Этот сдвиг облегчил им тот факт, что Евангелия сообщают историю, происходящую в еврейской среде, имеющую дело только с евреями. По сути, их ненависть к евреям – это ненависть к христианству, и не стоит удивляться, что в немецкой национал-социалистической революции эта тесная связь двух монотеистических религий довольно явно выразилась во враждебном обращении с обеими.

Д. Трудности

В предыдущем изложении нам, похоже, посчастливилось провести аналогию между невротическими процессами и религиозными событиями и тем самым выявить неожиданный источник последних. При этом перемещении из индивидуальной психологии в психологию массовую были обнаружены две трудности различной природы и значимости, к которым теперь мы и обратимся. Первая заключается в том, что здесь мы рассматриваем лишь один случай из обширной феноменологии религий, никак не проясняя остальные. С сожалением автор вынужден признать, что ему нечего предложить, кроме этого единственного примера, что его профессиональных знаний недостаточно для расширения поля исследования. На основе своих ограниченных познаний автор может разве только добавить, что учреждение мусульманской религии представляется ему сокращенным повторением утверждения иудаизма, подражанием которому она и является. Более того, вероятно, поначалу и сам пророк вместе со своим народом намеревался целиком принять иудаизм. Повторное обретение единственного великого праотца вызвало у арабов необычный подъем чувства собственного достоинства, что привело их к грандиозным земным успехам, но и к растрате себя в них. В отношении своего избранного народа Аллах повел себя благороднее, чем когда-то Яхве в отношении своего. Однако вскоре внутреннее развитие новой религии обернулось застоем, вероятно, потому, что ему не хватило глубины, причиной которой в иудаизме стало убийство его основоположника. Выглядящие рационалистическими религии Востока являются, по сути, культом предков, то есть останавливаются на сравнительно раннем этапе реконструкции прошлого. Если верно, что у нынешних первобытных народов признание некоего высшего существа является чуть ли не единственным содержанием их религии, то это можно трактовать только как задержку религиозного развития и связывать с неисчислимыми случаями рудиментарных неврозов, которые мы фиксируем в другой области – в сфере индивидуальной психологии. Почему в данном случае, как и в случае с иудаизмом, развитие остановилось, мы в обоих случаях не понимаем. Следует поразмыслить, не ответственны ли за это субъективная одаренность этих народов, направление их деятельности и их общественное состояние в целом. Впрочем, здравое правило психотерапевтической работы заключается в том, чтобы довольствоваться объяснением существующего и не пытаться объяснить то, что еще не произошло.