Психоанализ культуры

Теперь вернусь к более раннему моему утверждению, что при оценке неврозов чаще всего их значение не учитывают полностью. Я имею в виду при этом не недооценку таких состояний в виде легкомысленного невмешательства родственников или хвастливых заверений со стороны врачей, что несколько недель холодного водолечения или несколько месяцев покоя и отдыха смогут излечить недуг. Это всего лишь мнения совершенно несведущих врачей и дилетантов и чаще всего только пустые слова, предназначенные хоть ненадолго утешить страдальцев. Напротив, известно, что хронический невроз, даже если он не подрывает полностью жизнеспособность человека, представляет собой тяжкое бремя в жизни индивида, что-то типа туберкулеза или порока сердца. И с этим пришлось бы смириться, если бы невротические заболевания исключали из культурной деятельности только небольшое число немного ослабленных людей, а других допускали к участию в ней с учетом чисто личных трудностей. Хотел бы, напротив, обратить внимание на ту точку зрения, согласно которой невроз в зависимости от его распространения и от тех, у кого он закрепился надолго, может сорвать планы культуры и тем самым исполнить, по сути, дело подавленных, враждебных ей психических сил, так что общество не сможет посчитать купленным с помощью жертв успехом (а это вовсе не успех), если оно оплатит возрастание невротичности смягчением своих далеко идущих предписаний. Давайте, например, войдем в довольно обычное положение жены, не любящей мужа, потому что соответственно обстоятельствам своего бракосочетания и опыту супружеской жизни у нее нет причин любить его, но которая хотела бы это чувство испытать, так как только оно соответствует идеалу брака, предложенному ей воспитателями. В таком случае она станет подавлять все чувства, свидетельствующие об истинном положении дел, противоречащие ее идеальному устремлению, и с особым старанием играть роль нежной и заботливой супруги. Следствием такого насилия над собой станет невротическое заболевание, спустя короткое время оно отомстит нелюбимому мужу и вызовет у него ровно столько неудовлетворенности и беспокойства, насколько он понял реальное положение дел. Этот пример вполне типичен для действия невроза. Подобные неудачи компенсации наблюдаются и после подавления других, опосредованно сексуальных, враждебных культуре побуждений. Например, человек, ставший в результате насильственного подавления прирожденной склонности к жесткости и жестокости сверхдобрым, зачастую лишается при этом такого количества энергии, что не способен осуществить все запросы компенсирующих побуждений, и в целом делает скорее меньше хорошего, чем совершил бы без подавления.

Учтем вдобавок и то, что вместе с ограничениями половой деятельности у масс народа в общем и целом возрастает боязнь жизни вообще и страх смерти, что лишает индивидов способности наслаждаться бытием и готовности пожертвовать собой во имя каких-то целей, что проявляется в уменьшении желания производить детей, а такой народ или такая группа людей фактически отстраняется от участия в построении будущего, так что можно, видимо, задаться вопросом, заслуживает ли наша культурная сексуальная мораль тех жертв, которых она требует от нас, особенно когда люди еще не настолько освободились от гедонизма, чтобы в цели развития нашей культуры не включать определенный уровень индивидуального счастья. Конечно, не дело врача выдвигать реформаторские предложения, но, думаю, мне удалось поддержать идею неотложности таковых, расширив Эренфельсов список ущербов, нанесенных нашей культурной сексуальной моралью, и указав на ее роль в распространении современной невротичности.

На злобу дня: о войне и смерти

I. Разочарование в войне

Захваченные водоворотом этого военного времени, односторонне осведомленные, не отдалившиеся от крупных перемен, уже произошедших или готовых произойти, не предчувствующие назревающего будущего, мы сами чувствуем себя в замешательстве от смысла впечатлений, обрушившихся на нас, и от важности сложившихся у нас мнений. Нам представляется, что никогда и ни одно событие не рушило такое большое количество общественного достояния человечества, не приводило в смятение так много светлейших умов, не унижало так сильно все возвышенное. Даже наука утратила свою приверженность к беспристрастности; ее донельзя ожесточившиеся служители пытаются извлечь свое оружие, чтобы внести собственный вклад в борьбу с врагом. Антрополог вынужден объявлять противника неполноценным и вырождающимся, психиатр – диагностировать у него умственное или психическое расстройство. Но, скорее всего, мы воспринимаем зло нынешнего времени чересчур остро и не можем сравнивать его со злом иных времен, нами самими не испытанным.