Он хотел молчать. Но молчать казалось неправильным, когда рядом сидела Хаюми, даже если она его галлюцинация, молчать казалось неприличным и грубым. И он готов был говорить о чем угодно, лишь бы не о своих ошибках.
— Верно, десять лет назад, в квартире, которую мы снимали с моим молодым человеком.
— Почему ты это сделала?
— А почему кончают с собой люди?
— От трусости? От безысходности? От страха? От никчемности? Откуда я знаю, я люблю жизнь и боюсь её потерять.
— А я тот уникальный случай, когда можно спросить у суицидника зачем он это сделал, — горько усмехнулась Хаюми.
— Считай, что так.
И после недолгой паузы, Конан промолвила немного сконфуженно и неловко, даже постыдно:
— Я сделала это из-за любви.
— Что за бред…
— И правда, бред. Ведь именно это он и был. Ты знаешь, я очень мучилась при жизни, в прямом смысле. Я не могла спать, страдала бессонницами, была настоящим сапожником без сапог. Будучи будущим психиатром, я не могла себе помочь. А вот Яхико пытался. Он принес мне те чудо-таблетки. Благодаря им я уснула, но и благодаря им треснули по швам наши отношения. Ведь я…. Изменила ему с призраком.
Засмеяться или заплакать? Итачи не знал, что ему делать, скорее одно и другое одновременно, он так устал от этого сумасшествия, что не мог уже удивляться. От услышанного он лишь обернулся к Хаюми, уставившись на неё взглядом человека, умершего не один раз. Конан взглянула на собственные руки, вытянув их вперед, голос её звучал как громкая сломанная струна:
— Кто знает, был ли это призрак. Порой мне кажется, что это была лишь галлюцинация, побочный эффект от таблеток, которые я глотала горстями. Я придумала его сама себе — понимающего меня человека, с которым мне не нужно притворяться, что все в порядке. С ним я могла поговорить, о чем угодно. Это было так удобно. Ведь Яхико не мог меня понять, он спал крепко как младенец. А призраки не спят, призракам сон не положен. Я так сильно любила его в своей больной фантазии, а сейчас не могу вспомнить ни лица, ни имени, ни голоса. Точно и правда никогда не было. Ничто, ради которого я сиганула с балкона в надежде улететь в небо, а застряла, в итоге, на этой земле.
Хаюми дотронулась до пирсинга на губе, потупив взгляд.
Итачи молчал, что можно было расценить, как нежелание продолжать разговор. Он выглядел слишком изможденным и уставшим, осунувшимся, с нездоровым синевато-зеленым оттенком на лице, как пожеванный и выплюнутый кусок.
— Прости, если бы я была материальна, я могла предложить тебе облокотиться об меня, чтобы поспать, но ты просто пройдешь сквозь меня, — и в доказательство протянула руку, но так и не решилась дотронуться до плеча.
— А если ты ляжешь на меня?
Хаюми даже вздрогнула, не ожидая услышать что-то в ответ.
— Я могу левитировать, имитируя прикосновение…
— Попробуй, мне бы это сейчас очень помогло.
Так и не подняв взгляда от пола, чуть отодвинул руки, будто приглашая в объятья. Хаюми растерянно поерзала на коленях, и медленно-медленно накренилась в бок, сжавшись и сгруппировавшись, боясь не рассчитать, чтобы не пройти сквозь Учиху, который и сам сейчас напоминал призрака или, скорее, бездвижный труп.
Конан не рассчитала и прошла сквозь плечо, на которое хотела положить голову, полетела вниз, но вовремя повисла, тем самым оказавшись головой на коленях парня.
— Прости, Итачи, я промахнулась.
— Ничего, так тоже пойдет.
Учиха тяжко вздохнул и положил ладонь над головой Хаюми так, как если бы мог прикоснуться к её волосам.
— Кто знает, Хаюми Конан, быть может ты тоже не призрак, а всего лишь порожденная моим психозом фантазия, которая ожила из боли и страданий, совсем как зайка-убивайка.
— Это очень жуткая мысль. Я знаю, что когда-то существовала. Я помню свое прошлое.
— Ты говорила, что привязана к Пейну. В чем выражается эта привязанность и почему? И кто на самом деле, черт возьми, этот Пейн?
— Пирсинг. — Конан прикрыла глаза, ответив чуть ожесточившимся голосом. — Он забрал из моего тела пирсинг, который я носила под нижней губой, и вставил его себе. Так получилось, что из-за этой вещицы, что он украл из моего трупа, он привязал меня к себе. Пейн…он…
Звук открывающейся двери в карцере казался настолько нереальным, что Итачи готов был списать его на галлюцинации. Но медбрат со стопкой ключей, взирая на Учиху как на пустое место, скучающе зевнул и махнул рукой, чтобы тот поднимался.
— Вставай, тебя хочет видеть начальство.
— Кисаме?
— Обито.
Итачи с непониманием взглянул на поднявшуюся с его колен Конан, будто у призрака могли быть ответы на все вопросы. Но Хаюми растерянно пожала плечами и поднялась вместе с Учихой.
— Не бойся, я пойду с тобой, — невесомо положив свою руку над ладонью Учихи, чтобы та не прошла сквозь него, подбадривающе улыбнулась.
Покинув место заключения, Учиха обернулся к двери, за которой должен был находиться Дейдара. Но на удивление его товарищ по несчастью был тих, и на этот раз не сетовал на несправедливость судьбы, что Учиху отпустили первым. Ни звука.