Во-вторых, унитарный урбанизм динамичен, то есть тесно связан со стилями поведения. Минимальный элемент унитарного урбанизма – это не дом, а архитектурный комплекс как объединение всех факторов, определяющих некую атмосферу или серию не смешивающихся атмосфер в рамках сконструированной ситуации. При освоении пространства должны учитываться аффективные реалии, порождение которых является задачей экспериментального города. Один из наших товарищей выдвинул теорию кварталов как состояний души, согласно которой каждый городской квартал должен вызывать какое-либо простое чувство, которому индивид будет поддаваться, понимая его причины. Думается, эта теория логически следует из процесса обесценивания элементарных случайных чувств, и ее реализация может ускорить этот процесс. Товарищи, выступающие за новую – свободную – архитектуру, должны понимать, что эта архитектура будет основываться не столько на линиях и формах, свободных или поэтичных в том смысле, в каком используют сегодня эти слова приверженцы «лирической абстракции», сколько на эффектах атмосферы комнат, коридоров, улиц – атмосферы, связанной с жестами, которые она вбирает в себя. Архитектура должна двигаться вперед, используя в качестве материала скорее волнующие ситуации, чем волнующие формы. Эксперименты над этим материалом приведут ее к формам пока неведомым. Таким образом, психогеографическое исследование – «изучение законов географической среды, сознательно организованной или нет, и ее непосредственного воздействия на аффективное поведение индивидов» – приобретает двойной смысл активного наблюдения за сегодняшними городскими агломерациями и выдвижения гипотез о структуре ситуационистского города. Для развития психогеографии важно статистическое распространение таких методов наблюдения, но еще важнее – конкретные вмешательства в урбанизм. Без них мы не можем оценить объективную верность первичных психогеографических данных. Однако даже если эти данные окажутся неверными, они будут лишь неверными решениями верной задачи.
Наше воздействие на поведение, сопряженное с другими желательными аспектами революции нравов, можно приблизительно определить как изобретение игр нового типа. Самая общая цель здесь – расширить незаурядную долю жизни, по возможности свести в ней к минимуму бессодержательные моменты. Таким образом, можно говорить о попытке количественного приумножения человеческой жизни, более весомого, чем то, которого ищут современные биологические исследования. Как таковое оно подразумевает и качественный шаг вперед, результаты которого непредсказуемы. Ситуационистская игра отличается от игры в классическом представлении радикальным неприятием условных игровых персонажей и обособления от текущей жизни. Наоборот, ситуационистская игра смыкается с моральным выбором – выбором в пользу всего, что приближает будущее царство свободы и игры. Этот выбор естественно связан с осознанием постоянного и стремительного роста сферы досуга на том уровне производительных сил, которого достигла наша эпоха. А еще он связан с осознанием разворачивающейся у нас на глазах битвы за досуг, значение которой в общей классовой борьбе явно недооценивается. Сегодня господствующему классу удается обратить досуг, вырванный у него из рук революционным пролетариатом, себе на пользу, развивая обширную индустрию развлечений – безотказное орудие оболванивания пролетариата суррогатами мистифицирующей идеологии и вкусов буржуазии. В изобилии распространяемых телевидением убожеств следует, вероятно, усмотреть одну из причин неспособности к политизации американского рабочего класса. Добиваясь коллективными усилиями незначительного повышения стоимости своего труда над минимумом, необходимым для его совершения, пролетариат не только получает больше сил для борьбы, но и расширяет ее территорию. Тогда борьба приобретает новые формы, уже не ограничивающиеся прямыми экономическими и политическими конфликтами. Доныне эти новые формы – там, где развитие промышленности сделало их возможными, – можно сказать, сводились к революционной пропаганде. Но опыт XX века, к несчастью, неоднократно продемонстрировал, что необходимые изменения базиса могут быть задержаны ошибками и недоработками на уровне надстройки. Нужно бросить новые силы на борьбу за досуг, и мы намерены в ней участвовать.
Начальным опытом создания нового способа поведения стало то, что мы назвали дрейфом, – практика чувственной миграции путем быстрого перемещения по различным атмосферам, а также исследовательское орудие психогеографии и ситуационистской психологии. Но воля к игровому творчеству должна распространиться на все известные формы человеческих отношений и, в частности, оказывать влияние на историческое развитие таких чувств, как дружба и любовь. Так или иначе, гипотеза конструирования ситуаций является смысловым ядром нашего поиска.