Психогеография

Французский леттризм вышел из оппозиции всей эстетической сцене, проницательно констатировав ее неизбежное движение к гибели. Задавшись целью непрерывно создавать новые формы во всех областях, в 1946–1952 годах леттристская группа поддерживала спасительную активность. Но поскольку ее члены сходились в том, что эстетические дисциплины должны найти новую опору в некоей общей среде, аналогичной среде старого искусства, это идеалистическое заблуждение свело результаты их практики к смехотворному минимуму. В 1952 году левые леттристы размежевались с отсталой частью движения и организовали Леттристский интернационал, в котором путем острой борьбы мнений начался поиск новых методов вмешательства в повседневную жизнь.

В Италии попытки создания авангардных движений на старых художественных основах провалились уже на стадии теоретической разработки. Единственным исключением стала экспериментальная антифункционалистская группа, сформировавшая в 1955 году самое солидное представительство в Международном движении за имажинистский Баухаус.

Тем временем в остальном мире от США до Японии процветало самое что ни на есть вульгарное эпигонское подражание западноевропейскому искусству (авангардисты США, взявшие в привычку ориентироваться на американскую колонию в Париже, загнали себя в идеологическую, социальную и даже экологическую изоляцию зауряднейшего конформизма). Произведения народов, которые остаются жертвами культурного колониализма, часто продиктованного политическим давлением, неизбежно приобретают в передовых культурных центрах реакционную роль – даже если для своих стран они прогрессивны. Критики, связавшие свою карьеру с копанием в отживших творческих системах, притворяются, будто находят для себя нечто новое в греческом кино или гватемальском романе. Тем самым они обращаются к экзотизму, который, с одной стороны, антиэкзотичен, ибо речь идет о запоздалом освоении старых форм в других странах, а с другой – сохраняет основную функцию экзотизма, уводя от реальных условий жизни и творчества.

Из того, что делается в государствах трудящихся, только берлинский опыт Брехта, который подверг пересмотру классическое представление о спектакле, сродни конструкциям, важным для нас сегодня. Брехт – единственный, кому удалось противостоять глупости официального социалистического реализма.

Сегодня, когда социалистический реализм разлагается, вполне ожидаем революционный бросок интеллектуалов государств трудящихся в сторону подлинных проблем современной культуры. Хотя ждановщина свидетельствовала не только о культурном вырождении рабочего движения, но и о консерватизме буржуазной культуры, те, кто сейчас на Востоке выступает против ждановщины, не должны направлять свой протест – каковы бы ни были их субъективные намерения – на достижение некоей большей творческой свободы в духе, допустим, Кокто. Надо понимать, что объективный смысл отрицания ждановщины – это отрицание ждановского отрицания «ликвидации». Единственным возможным преодолением ждановщины является опыт реальной свободы, заключающийся в познании текущей необходимости.

В этом смысле прошедшие годы были в лучшем случае периодом смутного сопротивления смутному господству ретроградного вздора. Нам удалось не много, но мы не должны задерживаться на своих пристрастиях и мелких достижениях этого периода. Проблемы созидания культуры могут быть разрешены лишь в связке с новым подъемом мировой революции.

Платформа временной оппозиции

Революционная деятельность в культуре не может иметь целью отражение или объяснение жизни – она должна расширять жизнь. Нужно всюду отторгнуть несчастье. Революция не сводится к вопросу о том, какого уровня производства достигла тяжелая промышленность и кто будет ее хозяином. Вместе с эксплуатацией человека должны умереть порожденные ею чувства, компенсации и привычки. Нужно определить новые желания исходя из сегодняшних возможностей. Нужно уже сейчас, на пике борьбы между современным обществом и силами, стремящимися его разрушить, искать первоосновы построения новой среды и новых условий поведения – путем опыта и пропаганды. Все прочее принадлежит и служит прошлому.

Нужно немедленно организовать коллективную работу, призванную объединить все средства преобразования повседневной жизни. Иначе говоря, мы должны прежде всего осознать взаимосвязь этих средств в деле достижения более полного господства над природой и наибольшей свободы. Мы должны создавать новые атмосферы, которые будут одновременно продуктами и орудиями нового поведения. Для этого нужно использовать эмпирически, как таковые, повседневные действия и существующие культурные формы, оспаривая за ними всякую собственную ценность. Критерий новизны, формального изобретения утратил смысл в традиционных рамках искусства – частичного и недостаточного средства, чьи фрагментарные подновления заведомо несовременны, а значит, попросту невозможны.