Среди тенденций, выступающих за возвращение к прошлому, самым отважным кажется соцреализм, который якобы опирается на опыт революционного движения, оправдывая этим абсолютно несостоятельную позицию в области культурного творчества. Андрей Жданов так обосновывал свою теорию репрессий на совещании советских деятелей музыки в 1948 году: «Правильно ли мы сделали, что оставили сокровищницу классической живописи и разгромили ликвидаторов живописи? Разве не означало бы дальнейшее сохранение подобных „школ“ ликвидацию живописи?» Развитая западная буржуазия, пережив эту ликвидацию живописи наряду с многими другими ликвидациями и признав крушение всех систем ценностей, делает ставку на полный идеологический распад – из отчаяния и политического оппортунизма. А Жданов – наоборот, проявляя типичные вкусы выскочки, идентифицируется с мелкой буржуазией, несогласной с распадом культурных ценностей прошлого века, и ничтоже сумняшеся призывает реставрировать эти ценности авторитарными средствами. Он настолько оторван от действительности, что верит, будто локальные и эфемерные политические условия позволят уйти от общих проблем эпохи и как по команде вернуться к изучению старых вопросов, гипотетически отбросив все решения, которые в свое время уже нашла для них история.
По своей форме, а отчасти и по содержанию, к соцреализму близка традиционная пропаганда религиозных организаций, особенно католических. Католицизм отстаивает пропагандистскими средствами, в которые не вносится никаких изменений, общую идеологическую структуру, которой он – единственный из сил прошлого – по-прежнему обладает. Но, чтобы удерживать контроль над все более многочисленными секторами, которые ускользают от ее влияния, католическая церковь параллельно традиционной пропаганде пытается наложить руку на современные культурные формы, особенно на те из них, что тяготеют к теоретически усложненному ничтожеству, как, например, живопись в стиле «информель». Пожалуй, у реакционеров от католицизма есть преимущество перед другими буржуазными пропагандистами: опираясь на иерархию вечных ценностей, они легко и беззаботно доводят до крайней степени распада любую дисциплину, за какую бы ни взялись.
Идеологический распад – нынешний результат кризиса современной культуры. На ее руинах уже нельзя возвести ничего нового, и даже простейшая критическая мысль становится невозможной. Суждения наталкиваются друг на друга, на что бы они ни опирались – будь то обломки одной из общих систем, вышедших из употребления, или личные чувства автора.
Распад охватил все. Речь уже не идет о массированном влиянии коммерческой рекламы на представления о творчестве. Эта стадия ушла в прошлое: теперь идеологии нет, и реклама действует в одиночку, исключая всякую предварительную критику и допуская критическое суждение лишь в виде условного рефлекса. К общему удивлению профессионалов, система торговых стратегий автоматически продуцирует псевдосюжеты для дискуссий о культуре. Важным социологическим свидетельством об этом стал феномен Саган-Друэ[28]
– эксперимент, успешно проведенный за последние три года во Франции и отозвавшийся даже за пределами культурной зоны с центром в Париже, вызвав интерес в государствах трудящихся. Для профессиональных обозревателей культуры этот феномен стал удивительным результатом действия непонятных им механизмов, и в основном они видят в нем использование приемов цирковой рекламы. Но профессия вынуждает их противопоставлять этим фантомным произведениям столь же фантомную критику (впрочем, произведение, вызывающее необъяснимый интерес, является для любящей путаницу буржуазной критики более чем благодатной темой). Им решительно неведом тот факт, что интеллектуальные механизмы критики ускользнули от них задолго до того, как за освоение образовавшейся пустоты взялись механизмы внешние. Критики запрещают себе видеть в феномене Саган-Друэ смехотворную изнанку превращения выразительных средств в средства воздействия на повседневность. В результате этого процесса жизнь автора стала неуклонно возрастать в значении по сравнению с его произведениями, и вот роль последних сократилась до минимума, сохранив какую-то важность лишь за персонажем самого автора, да и то исчерпывающуюся его возрастом, модной порочностью и экзотическим занятием.Противодействие, которое мы должны сплоченно оказать идеологическому распаду, не может сводиться к критике буффонады в отживших свой век формах вроде поэзии или романа. Нужно критиковать ту деятельность, которая отражается на будущем и которую мы должны поставить себе на службу. Серьезнейший признак нынешнего идеологического распада заключается, например, в том, что на самых реакционных представлениях об обществе и морали основывается функционалистская теория архитектуры: в ценные, хотя и переходные достижения Баухауса и школы Ле Корбюзье контрабандой проникло крайне отсталое представление о жизни и среде обитания.