Психогеография

Раздробленность современной культуры есть результат хаотичного обострения этих антагонизмов на поле идеологической борьбы. Вновь определяющиеся желания формулируются в невесомости: современные ресурсы позволяют их осуществить, однако устаревшая экономическая структура не в состоянии использовать эти ресурсы. В то же время идеология правящего класса утратила всякую связность: все ее прежние воззрения на мир одно за другим обесценились, и она вплотную подошла к историческому индетерминизму; в ней сосуществуют по природе враждебные друг другу реакционные идеи разных времен, как, например, христианство и социал-демократия; в нее подмешиваются без разбора вклады цивилизаций, чуждых современному Западу, но с некоторых пор считаемых им ценными. Главная идеологическая цель господствующего класса – посеять путаницу.

В культуре (употребляя это слово, мы оставляем за рамками его научные и педагогические аспекты, хотя путаница, очевидно, чувствуется и на уровне больших научных теорий и общих педагогических концепций; здесь под культурой понимается совокупность эстетики, чувств и нравов – реакция эпохи на повседневную жизнь) контрреволюционные тактики, смешивающие все и вся, подразумевают вместе с тем частичное поглощение новых ценностей и решительно антикультурное производство средствами крупной индустрии (роман, кино), естественно продолжающее оболванивание молодежи в школах и семьях. Господствующая идеология банализирует подрывные открытия и пускает их в стерилизованном виде в широкое распространение. Ей удается поставить себе на службу сами личности подрывников: умерших – за счет переиначивания их творений; живых – за счет общей идеологической путаницы, сопрягая то, чем они занимаются, с какой-нибудь из ходячих мистических причуд.

Таким образом, одно из противоречий буржуазии на этапе ее разложения заключается в уважении к принципу интеллектуального и художественного творчества: сначала она сопротивляется его произведениям, а затем направляет их себе на пользу, поддерживает в меньшинстве дух критики и поиска, но замыкает его деятельность в пределах изолированных утилитарных дисциплин и в результате заводит в тупик критику и поиск в целом. В области культуры буржуазия стремится отвести опасный для нее сегодня вкус к новому в сторону второстепенных, безобидных и путаных новшеств. Под действием управляющих культурной деятельностью коммерческих механизмов авангардные течения отрезаются от групп – и без того ограниченных в силу общественных условий, – которые были бы готовы их поддержать. Представители этих течений, которым удается обратить на себя внимание, могут рассчитывать на признание лишь как индивиды, ценой ряда необходимых отказов: главным условием, которое перед ними ставят, всякий раз является отказ от общих требований и согласие на отрывочный труд, допускающий различные интерпретации. Именно это придает оттенок подозрительности и нелепости самому термину «авангард», за которым всегда в конечном счете обнаруживается воля буржуазии.

Представление о коллективном авангарде с воинствующим уклоном является недавним продуктом исторических условий, которые требуют выработки связной революционной программы в области культуры и в то же время борьбы с силами, мешающими осуществлению этой программы. Отдельные авангардные группировки сумели перенести в свою сферу деятельности некоторые организационные методы, выработанные революционной политикой, в результате чего их практика стала немыслима вне связи с политической критикой. В этом отношении очевиден прогресс на пути от футуризма к дадаизму и сюрреализму, а от них – к движениям, созданным после 1945 года. И все же на каждом из этих этапов мы видим ту же волю к всеобщим изменениям и то же стремительное дробление, как только неспособность достаточно радикально изменить реальный мир заставляет авангард уйти в оборону, заняв те самые доктринерские позиции, слабость которых он только что доказал.

Футуризм, распространявший влияние из Италии перед Первой мировой войной, стоял на позициях коренной трансформации литературы и искусства, но, хотя эти позиции принесли целый ряд формальных новшеств, они были основаны на крайне схематичном понимании машинного прогресса. Наивный технический оптимизм футуристов растаял по истечении периода буржуазной эйфории, который его породил. Итальянский футуризм скатился в национализм, а затем и в фашизм, так и не придя к сколько-нибудь полному теоретическому ви́дению своего времени.