Читаем Психогеография полностью

Изучая территорию, леттристы приходят к выводу о наличии здесь психогеографического поворотного круга, который можно определить как зону «Жорес – Сталинград» с ротондой Леду в центре и как минимум с четырьмя расходящимися от нее важными психогеографическими ветками (канал Мартен, бульвар де ла Шапель, улица Обервилье, канал Урк). В связи с понятием поворотного круга Вольман вспоминает окрещенный им в 1952 году «центром мира» перекресток в Каннах. Бесспорно, уместно и сравнение этой зоны с обладающими чисто психогеографической притягательностью иллюстрациями из книг для младших школьников, где с дидактическими целями рисуют сразу гавань, гору, перешеек, лес, реку, плотину, мыс, мост, корабль и архипелаг. Этот прием не лишен сходства с изображениями портов на картинах Клода Лоррена.

Дебор и Вольман продолжают двигаться на север по прекрасной и трагичной улице Обервилье. По пути они перекусывают. Дойдя по бульвару Макдональда до канала Дени, они следуют все так же на север по правому берегу канала, делая более или менее продолжительные стоянки в моряцких барах. Сразу за мостом Ланди они проходят через известный им шлюз и в 18:30 прибывают в испанский бар, который завсегдатаи-рабочие называют между собой «Таверной бунтовщиков». Он расположен у западной границы пригорода Обервилье, напротив местности под названием Ла-Плен, входящей в коммуну Дени. Вновь пройдя шлюз, друзья некоторое время бродят по Обервилье – ночью они бывали здесь десятки раз, но днем никогда. Смеркается, и они решают окончить дрейф, признанный малоинтересным.

Итоги экспедиции сводятся к тому, что дрейфовать из выбранной точки лучше всего в направлении северо-северо-запада, что систематические дрейфы подобного рода нужно проводить почаще, так как Париж в таком разрезе остается плохо изученным, а также что свойственное дрейфу противоречие между случайностью и сознательным выбором вновь заявляет о себе после каждой стадии равновесия и этот процесс продолжается бесконечно. Дебор предлагает посвятить следующие дрейфы поиску прямого пути от центра «Жорес – Сталинград» (или «Леду») к Сене и изучению его западных ответвлений. Вольман предлагает дрейфовать от «Таверны бунтовщиков» вдоль канала к северу – до Дени и далее.

МЫ СМЕЕМСЯ, НО ВСЕГДА НЕВПОПАД С ВАМИ<p>Положение континента Контрэскарп<a l:href="#n_19" type="note">[19]</a></p>Монография Группы психогеографических исследований Леттристского интернационала

С начала лета 1953 года леттристы стали регулярно собираться на улице Монтань-Женевьев[20] (ранее, по решению Конвента, называвшейся просто улицей Монтань) в V округе Парижа, особенно притягательные для них точки которого они посещали предшествующей весной. Общий курс, пока еще неосознанный, направляет их движение на юг, до площади Контрэскарп и далее.

Параллельно осознанию некоторыми того, что углубленное полевое исследование территории современного города может увенчаться теорией (пусть и довольно рискованной) построения ситуаций, Жиль Ивен открывает атмосферную зону, которой дает название «континент Контрэскарп» – на основании ее намного бóльших по сравнению с другими кварталами протяженности и энергетики.

Хотя дрейфы многократно пересекали этот континент во всех направлениях, даже примерные его границы и точные отличия от соседних точек притяжения определяются с большим трудом. В своем «Введении в континент Контрэскарп», датированном 24 января 1954 года, Жиль Ивен пишет: «Перед нами стояла задача исследовать континент. Он лежал прямо перед нами и выглядел почти не изведанным. Мне он казался приблизительно овальным, но теперь его форма на карте напоминает очертания Чили: это собственно контрэскарп[21] и его вспомогательные участки» (рукопись TN 12 в архиве Леттристского интернационала). Правда, эти вспомогательные участки – холм Бютт-о-Кай и, особенно, затерянная в нем улица Жерара; улица Соваж[22]; или, из числа ближайших, улица Монтань-Женевьев – в конце концов оказались отдельными зонами, и от исходной овальной формы континента мало что осталось.

Перейти на страницу:

Все книги серии Minima

Дисней
Дисней

"Творчество этого мастера есть the greatest contribution of the American people to art – величайший вклад американцев в мировую культуру. Десятки и десятки газетных вырезок, варьирующих это положение на разный лад, сыплются на удивленного мастера.Все они из разных высказываний, в разной обстановке, разным газетам, через разных журналистов. И все принадлежат одному и тому <же> человеку. Русскому кинематографисту, только что высадившемуся на североамериканский материк. Впрочем, подобные вести опережали его еще из Англии. Там он впервые и в первый же день вступления на британскую почву жадно бросился смотреть произведения того, кого он так горячо расхваливает во всех интервью. Так, задолго до личной встречи, устанавливаются дружественные отношения между хвалимым и хвалящим. Между русским и американцем. Короче – между Диснеем и мною".

Сергей Михайлович Эйзенштейн

Публицистика / Кино / Культурология / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

Александровский дворец в Царском Селе. Люди и стены, 1796–1917
Александровский дворец в Царском Селе. Люди и стены, 1796–1917

В окрестностях Петербурга за 200 лет его имперской истории сформировалось настоящее созвездие императорских резиденций. Одни из них, например Петергоф, несмотря на колоссальные потери военных лет, продолжают блистать всеми красками. Другие, например Ропша, практически утрачены. Третьи находятся в тени своих блестящих соседей. К последним относится Александровский дворец Царского Села. Вместе с тем Александровский дворец занимает особое место среди пригородных императорских резиденций и в первую очередь потому, что на его стены лег отсвет трагической судьбы последней императорской семьи – семьи Николая II. Именно из этого дворца семью увезли рано утром 1 августа 1917 г. в Сибирь, откуда им не суждено было вернуться… Сегодня дворец живет новой жизнью. Действует постоянная экспозиция, рассказывающая о его истории и хозяевах. Осваивается музейное пространство второго этажа и подвала, реставрируются и открываются новые парадные залы… Множество людей, не являясь профессиональными искусствоведами или историками, прекрасно знают и любят Александровский дворец. Эта книга с ее бесчисленными подробностями и деталями обращена к ним.

Игорь Викторович Зимин

Скульптура и архитектура