И облигатная гомосексуальность, включая лесбийство, часто тоже истероидна по психологической природе: я не как все, «я голубой» или «я розовая».
Садомазохистские игры в истероидных эротических спектаклях занимают не последнее место. Но это, скорее, именно игры, разнообразные по сюжетам и атрибутике, чаще всего неопасные и неглубокие. Если рассуждать о системе «мазохизм-садизм», то истероид не отдельно «садист» и не отдельно «мазохист». Он и то, и другое. Два в одном. Сразу или попеременно. Но следует говорить не только о собственно сексуальном садомазохизме, но и о бытовом. Здесь тоже все перемешивается. И это уже игры опасные и глубокие. Вот она допекает его придирками, оскорблениями, высмеиванием, пощечинами – психический садизм. А он ее бьет физически, избивает и убивает. Такой рабоче-крестьянский садомазохизм. При этом не люди играют своими инстинктивными потребностями, а инстинкты играют людьми
. Лучше наоборот.Не люди играют своими инстинктивными потребностями, а инстинкты играют людьми.
Истероид может быть также вуайеристом и эксгибиционистом. Опять два в одном. Правда, женщина скорее эксгибиционистка, а мужчина преимущественно вуайерист. И здесь это может комплементарно (взаимодополнительно) сочетаться с преимущественно эксгибиционистскими тенденциями истероидки.
Истероиды, перефразируя выражение Станиславского, любят себя в сексе, а не секс в себе
. Но это, конечно, с легкой натяжкой – секс в себе они все-таки тоже любят, как, впрочем, и искусство. И все же для красного словца, которое несет оттенок истины, нам это имело смысл сказать.Сексуальность истероида – игрушечное суденышко в море морали. Она зависит от ханжей, от собственных комплексов, от компании, которая для него авторитет, от нонконформизма напоказ. У Франса куртизанка Таис «молитвами» Пафнутия (перелистните страницы, посвященные паранойяльному) обращается к богу и умирает на крыльях ангелов. Так вот таких, как Таис, сначала наблудивших, а потом приблудившихся к «монастырям», среди истероидок предостаточно. Таис по воле Франса умерла просветленная, но это для того, чтобы оттенить падение Пафнутия, а на самом деле истероидки из монастырей потом уходят, находят новую любовь с новыми разочарованиями.
Роскошь
Истероиды любят жить в роскоши и богатстве, не заботясь о том, что это всегда за счет кого-то. Если есть возможность хитростью, лестью, обманом взять себе что-то за счет другого, даже близкого, человека, истероид это сделает, не задумываясь над нравственной стороной, а если кто-то ставит перед ним эту проблему, он быстро придумает психозащитные построения.
Его не очень волнует социальная справедливость как таковая. При слове «политика» истероидка чаще всего строит кислую мину, уходит на кухню, включает развлекательные телепередачи или рекламу роскоши. Впрочем, истероид может и похипповать, не расставаясь
, как помним, со своими правами на собственность, чтобы всегда можно было к ней вернуться. Он уходит от богатых родителей, может пораздражать их, зная, что они его остановят, а если не остановят, то не оставят. Хиппование – это кокетство, средство еще раз привлечь к себе внимание, а стремление к роскоши – смысл жизни для истероида. Начав с любви к бедному паранойяльному революционеру, истероидочка легко переходит на любовь к богатому импозантному старцу, а то и к уродливому, но богатому средних лет мэну, и утешает себя и других тем, что «она его за муки полюбила». Но и от него уйдет, добавив тех мук, за которые его «полюбит» очередная истероидка.Стремление к роскоши – смысл жизни для истероида.
Телефон
Истероид, как и паранойяльный, держит телефонный аппарат всегда рядом, около постели, несет телефон в кухню, чтобы быстрее взять трубку: ему не терпится – а вдруг кто-то интересный развлечение предложит, сплетенка какая «интересненькая» или еще что-нибудь… Но трубку истероидка берет не сразу, а выдерживает приличных три-четыре гудка, чтобы вдруг не подумали, что жду-не-дождусь его звонка, зачем это еще признаваться в таком комплексе неполноценности, нет три-четыре… или даже пять, а потом эдак важно-вальяжно: «Алло-у…» И дальше часами, нога на ногу перед зеркалом, покуривая сигаретку, клубочками выпуская дым, ведет бесконечный утомительный разговор. Помните, эпилептоид снимет трубку на пятый гудок, но не из манипуляторского мотива «не показаться», а из фундаментальности – телефон стоит на своем месте, и к нему надо подойти. Гипертим может вовсе не снять трубку, если он веселится – «гулять так гулять», пусть себе звонят.