Психология на пальцах

Мальчишки начали на ходу уминать сухпайки, состоящие из галет и бутербродов. Голод уже довольно давно напоминал о себе, пора было его чем-нибудь заткнуть. Вообще, они привыкли в это время обедать. Пётр Арсентьевич в переднике выглядел у плиты довольно забавно, но готовил отменно! Даже Серёга удивился – кулинарного таланта он за дедом раньше не замечал.

– Я ошибся, предположив, что Егор действует в одиночку, – продолжал тем временем Пётр Арсентьевич. – Сбило меня с толку и то, что он как раз совершенно не действовал, а значит, не совершал проколов. Никаких контактов, никаких отклонений от жёсткого графика отдыха. Поначалу я наблюдал за всеми постояльцами, из поля моего зрения выпала только сладкая парочка, потому что я заранее, не глядя, вывел их из круга подозреваемых. Правду говорят, что и на старуху бывает проруха! А ведь именно они были и до сих пор остаются руками Егора! И сложилась эта картинка для меня только сегодня.

В комнате Егора стерильная пустота! Почти нет никаких вещей. Когда человек приезжает на отдых, у него чемодан ломится от тяжести, а сто́ит его открыть, как вещи эти тут же выплёскиваются наружу и заполняют собой всё арендованное пространство.

Таким образом, отсутствие вещей у Егора говорит о том, что, во-первых, он приехал не отдыхать, а во-вторых, он приехал не издалека. Он – местный! Живёт, скорее всего, в одном из ближайших крупных городов, где не все знают друг друга в лицо. Сладкая парочка наверняка оттуда же. Егор, сама непогрешимость, он вообще вне каких-либо подозрений. Что он делает? Наблюдает за безопасностью своего «дела» и – одновременно с этим – за своими подельниками. Кстати, он ими очень недоволен. Однажды я заметил в его взгляде такое презрение! Прямо картинка из учебника по физиогномике. Они слишком много болтают! Это мы не обратили внимания на то, что они говорят, а он обратил. Ну а дальше самое интересное. Если бы не ты, Митька, не знаю, сколько бы я ещё блуждал… Ты, друг мой, сказал замечательную фразу: «Глаза у неё ничем не лучше, чем у Егора». Конечно! Молодожёны целыми днями бродят неизвестно где и делают неизвестно что. А все их разговоры только о светлом, так сказать, будущем. Богатом и успешном. Мечтать не вредно, думал я. А ведь они не мечтали, а планировали, куда деньги девать будут. В этой глуши, даже если всё разом вынести, на Мальдивы не хватит. Значит, что? Значит, статьи 126 и 163 Уголовного кодекса Российской Федерации! Удержание человека и…

– Вымогательство, – подсказал Серёга.

– Именно! – подтвердил дед. – Они хотят выкуп или что-то в этом духе. Причём в крупных и хрустящих купюрах.

– А куда мы сейчас-то идём? – спросил Митька.

– В заросли фундука, конечно! Сложно представить, чтобы эта девица так пеклась о чужих орехах! Значит, где-то рядом их логово – пещера какая-нибудь или расщелина, где они держат своего «золотого» заложника. Его-то мы сейчас и ищем. Группы захвата у нас нет, а Егора выпустят через три часа, если мы не докажем за это время его вину.

– После всего, что было, он нам не нужен! – категорично заявил Митька.

– Это точно! – согласился с ним Серёга.

Горная дорога была очень живописной. Чем выше они поднимались, тем интереснее открывался вид: с одной стороны – серебристое море, которое невзначай, будто исподтишка, облизывало горы, с другой – всё новые и новые вершины, поросшие бледными, но пахучими травами. Горячий аромат их казался густым и сладким и застревал во рту.

Но вот у дороги появился фундук – небольшие деревца стояли так близко друг к другу, что заслонили весь обзор.

– Похоже, мы на месте, – тихо сказал Пётр Арсентьевич. – Теперь включаем режим тишины. Чтобы и себя не выдать раньше времени, и пленника услышать, если он в состоянии издавать звуки. Не отстаём, не разбредаемся, не зеваем, – строго добавил он и начал углубляться в заросли.

Спелые орехи прямо пачками висели со всех сторон, задевали плечи и головы. Митька долго боролся с искушением набить ими карманы, но наконец не выдержал и дёрнул одну из веток. Звук получился хоть и громкий, но вполне естественный. Не орал же он! И музыку не включал. Может, вообще это была птица… Но Пётр Арсентьевич сразу обернулся, на лице его отразилось удивление: и глаза широко открыты, и брови подняты и выгнуты. Митька сразу понял, что удивление это нехорошее. Но не потому, что оно слишком долгое или ещё что-то в этом роде. Без всех этих премудростей было ясно, что Пётр Арсентьевич был крайне возмущён: «Что это, вообще, такое?! Я же просил!» – говорил его взгляд.

Поэтому Митька развёл руками, будто отвечая: «Я нечаянно это, я не хотел…» – а потом пошёл в наступление.

– У вас небось громче будет, – просвистел он шёпотом, – когда телефон зазвонит! А он точно зазвонит!

Пётр Арсентьевич выставил вперёд ладонь то ли чтобы Митька умолк, то ли показывая, что всё будет в порядке.

– А у меня телефон не выключен, – сказал Серёга.

– И у меня тоже, – сознался Митька.

В этот момент телефон Петра Арсентьевича действительно зажужжал – деловито, как шмель над цветком.