Психология рас (СИ)

Черные глаза, виднеющиеся из-за стекол очков, то и дело возвращались к небу, словно ища в нем какую-то поддержку или ответы на свои вопросы. Но шагающий по улицам арахн уже ни в чем не нуждался. Просто с того дня, как он собственными руками похоронил самое дорогое, что у него было, он почему-то стал замечать, что ему нравится смотреть ввысь. Это словно ненадолго заполняло образовавшуюся в груди пустоту, позволяя отвлечься и на несколько минут забыться, а именно это ему и надо было. В какой-то момент Сагара даже почувствовал лёгкую зависть к остальным расам, имеющим то, чего не было ни у одного обитателя архивов. Они умели забывать. Любые события, грустные или веселые, со временем теряли свою яркость и значимость, заменяясь новыми впечатлениями. Оставались лишь чувство ностальгии да тихая грусть по былым временам. Для арахнов же, обладающих феноменальной памятью, подобное было недоступно. Наверное, не зря природа постаралась избавить их от эмоций, оставив лишь необходимый мизер, который, конечно, можно было развить при должном старании, но поскольку это противоречило логике, никто особо не старался. А вот он смог и теперь жалел об этом, ведь каждую секунду свободную от поглощения новой информации и решения задач он проживал один и тот же, самый кошмарный момент в своей жизни. До мельчайших подробностей помнил эту жуткую картину, невыносимую боль, вину, гнев и ужас от осознания собственной беспомощности. Для него всё было кончено именно в тот злосчастный день.

Драконы ошиблись, полагая, что Сагара придумал свой план, желая отомстить и отыграться на тех, кто лишил его самого важного, что у него было. Нет, помощник мисс Лерэйи отлично понимал, что когда месть становится смыслом жизни, то по её свершению эта жизнь и теряет свой смысл. Не остаётся ничего, кроме опустошения и осознания неизбежного конца, а смерть становится единственным выходом из ситуации. Немногие после такого находят в себе силы искать новый путь, и он точно знал, что не относится к тем, кто смог бы их найти. Его путь уже был закончен, но, поскольку сама мысль о самоубийстве противоречила его натуре и всякой логике, он принял довольно своеобразное решение, на которое мало бы кто отважился.

Говорят, что иногда, дабы победить зло, надо стать еще большим злом. Таким, чтобы сражающиеся стороны были вынуждены объединиться и сесть за стол переговоров. Чтобы нанесенный удар был настолько сильным, что на мелкие дрязги уже ни у кого не осталось бы сил. Не имея ни малейшего понятия о таком явлении, как высокие идеалы и всеобщее благо, Сагара пришел к выводу, что поскольку он уже ввязался во всю эту затею и даже понес сокрушительные потери, то глупо возвращаться к прежней жизни, делая вид, словно ничего и не случилось. Нерационально мстить, упиваясь собственным горем, от которого в любом случае никуда не деться. Именно поэтому он разработал собственный план, кардинально отличающийся от утопических идей бывших союзников.

При первой встрече с драконами Натсуме, пусть и скорее из раздражения, поинтересовался у них, почему же они почти вымерли при всём своем могуществе и воспетой в легендах мудрости. И получил весьма туманный ответ, мол, никто не любит тех, кто отличается от большинства, что отчасти было правдой, но не полной. У самого Сагары, услышь он этот вопрос, нашлась бы теория куда более правдоподобная и куда менее приятная для реликтовых существ. А заключалась она в том, что при всем своем могуществе и величии драконам претила сама мысль о причинении кому-либо вреда. Это противоречило самой их сути, нацеленной лишь на Созидание, а не на разрушение. И именно поэтому не столь щепетильные в данном вопросе расы вначале вынудили их изолироваться от общества, а затем и вовсе практически истребили весь вид. Даже трое последних оставшихся в живых представителей этой расы не были в силах побороть собственную сущность, хотя и долгое время адаптировались, подстраиваясь под чуждые порядки и законы. Да, они смогли дойти до мысли, что есть вещи, которые стоит защищать, но при этом замахивались на тот уровень, где предполагаемые жертвы отнюдь не ограничивались парой десятков. Слушая речи Малеса, его братьев и друзей, арахн всё больше понимал, что с таким отношением и попытками решить всё без потерь они не добьются успеха ни через сто, ни через двести, ни через даже тысячу лет. Всё это дело так и завязнет, оставшись лишь утопическими мечтами трех мальчишек, только с виду кажущихся мудрыми и сильными. В борьбе с жестоким и умелым противником, который использует малейшую слабость и жестоко наказывает за любую ошибку, не гнушаясь самых кровавых методов, у них не было ни единого шанса. Им нужен был толчок, стимул к действию, без которого они бы и по сей день осторожничали да мялись. И Сагара моментально понял, что вполне может стать тем самым катализатором, который взбудоражит это болото и заставит всех действовать.