Психология рас (СИ)

И вновь незадачливой компании предстоял путь, в котором главная цель всегда оставалась неизменной. Успеть. Еще ни разу им не удалось победить, лишь свести последствия к минимуму. Однако каждый из них надеялся, что в этот раз у них все получится. Ведь должно же им хоть когда-нибудь повезти.

========== Часть 50. Сжигая мосты. ==========

Every wound will shape me

Every scar will build my throne…

Опустевшие улочки полуразрушенного города, освещаемые яркой луной, обладали каким-то непередаваемым очарованием. Он шел, никуда не торопясь и прекрасно осознавая, что спешить уже некуда, то, зачем он сюда пришел, уже сделано, а остальное… Ему не было дела до результатов. Бесстрастное лицо, обычно не выражающее никаких эмоций, в данный момент можно было назвать умиротворенным и спокойным. Пожалуй, даже хорошо, что его сопровождающие вместе с пленницей идут в нескольких шагах позади, иначе бы озадачились подобным феноменом. Лично он вовсе не считал себя каким-то особенным или избранным от рождения, но со временем стал замечать, что всё же начал отличаться от своих сородичей. В силу специфики обстоятельств, в которых они росли, и расовых особенностей у них просто не было необходимого опыта в том, что другие называли эмпатией. Любые проявления чувств были им чужды, хотя и учитывались при расчетах. Однако обо всем этом они знали лишь из книжек, но никогда не испытывали сами. А вот он испытал. И до сих пор никак не мог определиться, к лучшему это или наоборот.

Вопреки распространенному мнению, арахны вовсе не были жадными до власти интриганами, мечтающими править над остальными расами. Даже их стремление выбраться из архивов было продиктовано лишь неистребимой жаждой знаний, ибо то поколение, которое последний раз видело лунный свет, уже давно почило и кануло в Лету. А молодёжь, гонимая гипертрофированным любопытством, вовсе не желала полагаться лишь на предания да имеющуюся в изобилии литературу. Тем не менее из всех них повезло именно ему, причем по чистейшей случайности. Для русалок, с презрением относившихся к столь эстетически непривлекательной, по их мнению, расе, все сородичи Сагары были на одно лицо. Поэтому, когда в архивах появилась мисс Лерэйя, сопровождающая её коллега просто-напросто отловила первого попавшегося арахна и вкратце продиктовала ему новые инструкции касательно статуса и особенностей заключения обезумевшей по общему решению женщины. Тогда ему было плевать, тем более что новая обитательница паучьей цитадели была явно не в себе и с трудом могла заполнить объявившиеся пробелы в памяти. Главное, что она не сильно мешалась, и это вполне всех устраивало. И даже когда спустя некоторое время они обнаружили рыжего разведчика, обеспечившего арахну в разы больше головной боли, ему тоже было плевать. Первое время, по крайней мере. В какой момент это изменилось, Сагара и сам не мог с точностью сказать, лишь в какой-то момент осознав, что ему хочется понять логику этих существ, которые разительно отличались от его сородичей. Они были глупые, нелепые и настолько эмоциональные, что первое время несчастный арахн не мог понять, каким же образом подобные им личности ухитряются выживать там, наверху, где всё намного сложнее, нежели в упорядоченных до каждой пылинки архивах. Он так сильно пытался их понять, что и сам не заметил, как со временем они стали для него чем-то большим, нежели просто проблемным поручением и источником ненужной информации. Особенно один из них.

Отправной точкой во всём его приключении стали, как ни странно, именно трое драконов, однажды подкарауливших Лерэйю у выхода и снявших с неё чары забвения. В тот момент никто даже не подозревал, что именно это кардинально изменит судьбы всех обитателей мрачного храма знаний. Вылазки на поверхность стали в разы чаще, а русалка, избавившаяся от воли соотечественниц, со временем стала его выпускать на самостоятельные прогулки, в том числе и в компании неугомонного Тацу, которому впоследствии предстояло стать для него куда большим, чем просто работой и знакомством. Недалёкие мыслители, привыкшие романтизировать что попало, назвали бы чувства, возникшие между ними, обычной любовью, прекрасной и возвышенной, как это было положено для любой уважающей себя истории. Но они бы жестоко ошиблись, как и те, кто назвал бы это крепкой мужской дружбой. Это было куда большим, чем кто-либо может себе представить. Ближе, чем брат, больше, чем друг. Полное единение и взаимопонимание при совершенном отсутствии общности характеров. Со временем им отпала нужда понимать, они стали именно принимать друг друга со всеми прилагающимися тараканами и завихрениями в психике. И Сагара почему-то не сомневался, что то, что он задумал и в данный момент реализовывал, Тацу бы тоже принял. Не согласился бы, но обязательно принял и, возможно, даже понял. Единственный из всех ныне живущих в этом мире.